Евгений Родионович присоединился к ней. Хитросплетения вражеских козней постепенно увлекли его, он успокоился, даже забыл о своем нелепом огорчении. Только когда в конце фильма зазвучала песня «Не думай о секундах свысока…», Евгений Родионович тихонько вздохнул: «То-то что не думай… свысока… Мог бы стать известным спортсменом. Данные были. Да, имелись все данные. Тренер не раз говорил… Хм… Герой Белой Олимпиады… Или что-нибудь в этом роде».
Поздно вечером позвонил аспирант Евгения Родионовича Павел Устименко. Павел, вообще, имел обыкновение звонить чуть ли не среди ночи.
— Что случилось, Паша? — прикрывая трубку ладонью (супруга уже спала), спросил Евгений Родионович.
— Шеф! — закричал на другом конце Устименко. — Гуселевич не освобождает завтра тромбон! (Речь шла об аэродинамической трубе, которая по графику с завтрашнего дня поступала в распоряжение группы Петунина.)
— То есть как это не освобождает? — спросил Евгений Родионович.
— Так — не освобождает! Еще три дня выклянчил у директора. А нас задвигают… Алло! Шеф! Вы слышите?.. Чего вы молчите?
— Я не молчу, Паша, я думаю, — сказал Евгений Родионович.
— А что тут думать! Гнать его надо в три шеи! Вам гнать, шеф. Своею докторской рукой.
— Ну как же так — гнать…
— Да очень просто, шеф! Один маленький звоночек крупного ученого — вы знаете кому. И все. И Гуся потурят.
— Нет, Паша, так, наверное, нельзя… Он же наш коллега.
— Он наш калека, — сказал Устименко. — Почетный инвалид большой науки. Ну что он выдует, козел? (Евгений Родионович недовольно крякнул: он не принимал ни беспощадности своих учеников, ни «козлиного» их лексикона). Что он, козел, выдует? — упрямо повторил Устименко, игнорируя реакцию шефа. — Грыжу он себе надует?! Так она у него уже есть.
Петунии молчал.
— Евгений Родионович, — сказал Устименко просительным неожиданно голосом. — Ну давайте я от вашего имени.
— Что вы, Павел, что вы! — забеспокоился Петунии. — Ни в коем случае не делайте этого! Я понимаю, конечно, Борис Леонидович звезд с неба, как говорится, не хватает, и тема его, мягко выражаясь… Но — нет!.. Нет…
— Эх, шеф! — вздохнул Устименко. — Вам же цены нету… И вам ее не будет. Потому что Икэда заделает нам козу… пока разные гуси-лебеди выдувают мыльные пузыри…
Евгений Родионович снова взметнется с кушетки через два года. Он вспомнит этот разговор, вспомнит многое другое, опять будет нервничать и пить валерьянку.
Это случится в тот день, когда по телевизору передадут репортаж о вручении Нобелевской премии Кёяки Икэда — маленькому японцу с жесткими седыми волосами.