Все давно забыли про Эви. Официально дело не закрыто, а полиция заявляет, что они готовы расследовать любую новую информацию, но ничего не делают, потому что никакой новой информации нет.
Ни улик, ни показаний свидетелей. Ничего.
Первые месяцы после произошедшего я, как одержимая, отслеживала каждое сообщение о ней в онлайн-новостях и каждый комментарий к ним.
Судя по комментариям, можно было подумать, что все эти люди лично знакомы с «непутевой, безответственной мамашей» и не раз бывали в их «неуютном доме».
Почти все строили свои версии того, как девочка могла исчезнуть средь бела дня и не оставить следов. Диванные эксперты.
Всё вспомнили – и европейский заговор педофилов, и маньяка-детоубийцу, и неизбежных цыган, – чем только не объясняли пропажу, чего только не наплели…
Но постепенно, один за другим, они отступились, решили, что ее больше нет.
Все, кроме меня. Я уверена – Эви жива, она где-то ходит, где-то дышит. Я должна держаться за это. В этом моя последняя надежда.
Поэтому ни в коем случае нельзя впадать в панику.
Да, я не могу шевельнуть пальцем, не могу издать ни звука, но верю, что в моих силах помочь отыскать и спасти ее, ведь память пока не изменила мне. Я помню всё.
А это значит, что остается только одно: вспоминать, как всё началось.
И даже раньше.
Три года назад
Тони
Голые стены нового жилья были гладкими и холодными, словно обнаженная кость.
И не было ничего, что могло бы их оживить.
Все это место – пустая упаковка, лишенная какого-либо содержания или характера, не более. Одно большое пятно яичной скорлупы или растоптанного цветка магнолии. Не самая вдохновляющая атмосфера – если не считать страданий и страха.
Да, дом был чистым и функциональным, но я всегда любила цвет.
Помню, как наслаждалась простором нашей прежней гостиной. Огромным окном-эркером и бирюзово-черной акцентной стеной с обоями пейсли[1], на выбор которых ушла неделя: целых семь дней мы жили с образцами разных обоев, пришпиленными к каминной полке, присматривались, привыкали, а потом каждый высказал свое мнение, и мы сделали выбор – все втроем.
Я в очередной раз обежала взглядом голые стены, неприкрытые плинтусы, крошечную прихожую и жмущиеся друг к другу комнатушки, как будто надеялась обнаружить некий шарм, скрытый от меня прежде.
Ощущение было такое, словно жизнь навсегда лишилась цвета и текстуры. Словно мою душу вымазали безвкусным оттенком магнолии, внутри и снаружи.
Повернувшись спиной к блеклой белизне, я подошла к окошку и бросила взгляд на плешивый замусоренный газон. Агент по недвижимости претенциозно окрестил его палисадником. Издевался, наверное. Сорняки заслоняли тонкие бордюры, а одуванчики прорастали между плитами тротуара в неудобных, непрактичных местах, колеблемые прохладным бризом и раскачиваясь, как пьяные солдаты на увольнительной.