– Я и предлагал проводить коррекцию осторожно, с компенсациями, чтобы не раздражать Его, – и Гладков вскинул глаза, указывая вверх, явно намекая на Бога.
Император с прищуром уставился, буквально впился взглядом в собеседника.
Гладков, немного напрягшись, понял, что этот глубоко верующий человек придирчиво пытается разглядеть хотя бы намек на кощунство… а потому согнал с лица все эмоции – полная серьезность.
Сверление глазами продолжалось недолго. Наконец Романов выдохся, словно сдулся – взгляд поник, плечи опустились:
– Судьбу не изменить, – венценосная рука, маскируя минутную слабость, вяло отыскала наполненную рюмку.
Александр Алфеевич незамедлительно поддержал монарха, опрокинув в рот свою порцию алкоголя, а перед глазами встал юродивый:
«Твою мать! И чего ж так люди ведутся на всех этих шарлатанов-кашпировских? Что этот очередной “козельский дурачок” напророчил, что царь буквально в лужу уселся – не пошевелить?»
– Компенсации, коррекции, – тянуче передразнил государь, – все мы рабы божьи, жалкие игрушки в руках Господних. Но я знаю – вы атеист, потому скажу на вашем языке: само мироздание противится и берет свое. Вот, взгляните.
Гладков принял лист бумаги, судя по заглавию – докладная жандармского управления. Бегло прочитал, уже давно не спотыкаясь на ятях. Суть – убит Плеве, и что поразительно, тем же исполнителем-эсером, который по логике должен был находиться или в тюрьме или в ссылке.
– От судьбы не уйдешь! – Фатализм из самодержца так и пер.
– Тем не менее месяца три у нее выторговали, разве нет? В той истории господина Плеве, по-моему, убили в июне. Или июле… точно не вспомню.
– А если мы, вмешавшись в Божий промысел, в гордыне своей человеческой сотворили нечто неугодное… и за эту отсрочку последует наказание? Еще суровей? Когда вы объявились… из своего будущего века, я узрел в этом ниспослание нам надежды Господней в годину трудных испытаний. Но теперь мне открыли глаза…
(Гладков проклял всех пророков вместе взятых).
– …святой старец, провидец! – гнул между тем Николай. – Он говорил о еще больших бедах, кои ожидают Россию…
Воспользовавшись паузой, Гладков попробовал сбить этот пораженческий настрой монарха:
– Про то, что Россию постигнут бедствия (сиречь войны), можно писать с периодичностью в 10–15 лет, и не промажешь!
– Отец мне завещал крепить самодержавие. Буду следовать сему! Все будет идти, как предначертано. Соизмеряя, что ваше вмешательство уже сломало тот порядок, коий был положен Господом. Но я не желаю, чтобы эти изменения приобрели лавинообразный и неуправляемый характер. Вы меня понимаете?