– Да что это делается-то? – опять не удержалась Дана.
Наконец он выпрямился, и девушки узнали в нем мужчину из «Лексуса».
Его неприятное лицо, залитое слезами, было нелепо уродливым и почему-то не вызывало сострадания.
– Ой! Так это же…
– Да, да! – прервала подругу Лола.
Он достал пачку бумажных платков из кармана пиджака, вынул один и вытер глаза, горько вздохнул, зачем-то погладил поверхность гроба и направился к противоположному выходу.
Журналистки все еще прятались за стеной, дожидаясь, пока он скроется из вида.
– И что это было? – произнесла Дана, как только его шаги затихли.
– Подозрительно все это! Особенно если учесть, что он единственный, кого остановила полиция на похоронах Терезы и Трифоне.
– Но как это может быть связано, не понимаю?
– Не могу сказать, но интуиция мне подсказывает, что связь есть. Вся надежда на тебя и на твоих знакомых в полиции, попробуй из них что-то вытянуть, ведь у нас есть номер его машины.
– Во всяком случае, узнать, кто это, я думаю, мне по силам, – заключила Дана, довольная подтверждением своей незаменимости.
События стали развиваться с неимоверной быстротой. В пруду огороженного полицией сквера полным ходом шел поиск оружия преступления, причем Дана была уверена, что это только ее информация и остальные журналисты даже не предполагают, почему вход туда перегородила полиция.
Тут же было получено сообщение о том, что в том же сквере в зарослях терновника найден затвор от пистолета.
Следующая эксклюзивная новость пришла откуда не ждали: пока Дана дожидалась ответа на свой запрос о человеке в «Лексусе», Стефано удалось разговорить коллег с местного телевидения и выяснить, что на сегодня в полицию вызван Умберто, и, пока он раздумывал, кто бы это мог быть, знакомый репортер сообщил, что это директор маленького театрального агентства, где подрабатывала Тереза.
– Он присутствовал на похоронах? – как можно безразличнее спросил Стефано, который был подробно осведомлен обо всем, что произошло накануне.
– Да, я его видел на площади перед церковью, – подтвердил тот.
– Это он был на «Лексусе»? – продолжал выспрашивать Стефано.
– Какая у него машина, мы не в курсе, – встряла девушка-журналистка с ярко накрашенными губами, – но Умберто не перепутаешь ни с кем, он противный такой, – и, видимо, почувствовав детскость такого определения, поправилась: – Неприятный.
«Переборщила с помадой, видимо, чтобы постарше и посолиднее выглядеть, – пронеслось в голове у Стефано, – наверное, первый раз стендап отправили отработать и маску уже с лица стянула».