Удивленно смотрю вслед ессею, потом перевожу взгляд на Тиллиуса.
— Надо приложить все усилия, чтобы освободить ессеев. Пусть эти иудейские аскеты и мало управляемы, но зато они безобидны и вполне могут стать будущими союзниками христиан.
— Упертые еврейские фанатики… — недовольно ворчит фрументарий. Но это он скорее для вида.
— Зато не агрессивные. И в спину не ударят. Ты, наверное, хочешь еще кого-то из пленных допросить? Так иди, не жди меня. Только если не трудно будет, попроси кого-нибудь из своих подчиненных принести мне воды побольше — надо привести себя в порядок перед встречей с легатом.
— Воду тебе сейчас принесут, Примас, можешь прямо здесь располагаться — фрументарий машет рукой в сторону большого, серого шатра, который собрали прямо на моих глазах в центре лагеря — И ковчег пусть здесь на ночь остается. К легату я попозже подойду, а ты с Аппием Мароном будь в разговоре поосторожнее — предостерегает меня римский безопасник — змей он еще тот!
Ага… а ты, можно подумать, херувим безгрешный. Все вы хороши! Интересно было бы почитать, что вы друг на друга в своих доносах в Рим пишите, небось, уже целые тома настрочили.
Тиллиус ушел, отдав распоряжение своим помощникам. А я, выглянув из шатра, подозвал Гнея.
— Друг, не знаешь, где мой вещмешок?
— Знаю. Подожди, сейчас принесу.
— И еще позаботься об апостолах, отведи их, пожалуйста, к ребятам Фламия.
…А вскоре я уже с наслаждением смываю пот холодной водой из речки, текущей у стен каструма. Чистая ледяная вода бодрит и приносит долгожданное облегчение уставшим мышцам. А вообще, тело Марка оказалось на удивление выносливым — и к физическим нагрузкам, и холоду, и к жаре. Может, оно и не было таким гармоничным, как предыдущее, но своей выносливостью явно его превосходило. В прошлом теле я бы уже давно лежал пластом после таких чудовищных нагрузок, а эта крепкая тушка — привыкшая за десять лет к суровым армейским испытаниям — пока еще держится.
Только успеваю переодеться в чистую одежду, как за мной приходит один из подчиненных легата. Меня, оказывается, уже ждут. Пришло время ужина.
Пока иду к шатру Марона, замечаю, что над каструмом уже поплыли дымки солдатских костров и запахи еды. Легионеры, например, сами выпекают лепешки из муки грубого помола в золе походных костров. И получается вполне съедобно. Но мой контуберний сегодня ужинает без меня, хотя на это ребята вряд ли обидятся. Меньше едоков — больше достанется. А вот мне даже интересно будет посмотреть, как и чем питается командный состав. Пилат и Марон, например, оба худые и поджарые, а Тиллиус, наоборот чересчур толстоват. И дело тут, скорее всего, не только в отсутствии физических нагрузок, видимо значение имеют и вкусовые привычки. Фрументарий явно любит много и вкусно поесть, а вот Пилат, как я уже успел заметить, к разносолам почти равнодушен.