Кортик. Бронзовая птица. Выстрел (Рыбаков) - страница 5

Повести, входящие в трилогию Рыбакова, могут быть причислены к приключенческим книгам, а последняя — даже к детективам. Но это было бы поверхностное и неточное определение. Так же, как и в книгах Аркадия Гайдара, главное в этих повестях Рыбакова не в остром сюжете, не в судебном расследовании, даже не в разоблачении людей и их тайных дел, а в том, как запечатлено в них время, первые годы революции, как правдиво показана жизнь в разных ее проявлениях — и в смешных и в странных. И то, что дети были непосредственными участниками этой жизни, учились жить, видели трудную поступь времени, сами становились следопытами и бойцами, сами расследовали то, что противоречило их пионерскому нравственному кодексу, держали экзамен на революционную стойкость, мужество, честность, — это и было замечательной приметой тех лет.

Мы теперь живем в иное время, совсем иная жизнь окружает нас, наши дети — и малыши, и школьники, и комсомольцы — не знают нужды, не имеют никакого понятия о тех лишениях и трудностях, какие переносили в их возрасте их отцы и матери. Но, как говорил старый сказочник Ганс Христиан Андерсен, «потому-то и стоит послушать эту историю, пока она еще не забылась», — ведь во всякой жизни бывают свои трудности и сложности, и новые испытания приходится держать каждому из нас. И нужна стойкая, мужественная вера в будущее, чтобы бороться со злом в любом обличии и защищать правду, человечность и нашу коммунистическую честь.


Вера Смирнова



КОРТИК


Часть первая

Ревск

Глава 1

Испорченная камера

Миша тихонько встал с дивана, оделся и выскользнул на крыльцо.

Улица, широкая и пустая, дремала, пригретая ранним утренним солнцем. Лишь перекликались петухи, да изредка из дома доносился кашель, сонное бормотание — первые звуки пробуждения в прохладной тишине покоя.

Миша жмурил глаза, ежился. Его тянуло обратно в теплую постель, но мысль о рогатке, которой хвастал вчера рыжий Генка, заставила его решительно встряхнуться. Осторожно ступая по скрипучим половицам, он пробрался в чулан.

Узкая полоска света падала из крошечного оконца под потолком на прислоненный к стене велосипед. Это была старая, сборная машина на спущенных шинах, с поломанными ржавыми спицами и порванной цепью. Миша снял висевшую над велосипедом рваную, в разноцветных заплатах камеру, перочинным ножом вырезал из нее две узкие полоски и повесил обратно так, чтобы вырез был незаметен.

Он осторожно открыл дверь, собираясь выйти из чулана, как вдруг увидел в коридоре Полевого, босого, в тельняшке, с взлохмаченными волосами. Миша прикрыл дверь и, оставив маленькую щелку, притаился наблюдая.