Поэтому администрация штата решила навести порядок, и все пятьсот девяносто сыщиков были вызваны на собеседование, где задавались вопросы о прослушивании телефонных линий в случае, если оно имело место, и об общей организации дела. Лицензии были и у Вулфа, и у меня, поэтому вызвали нас обоих. Конечно же, приятного в этом было мало, и все же недовольство Вулфа свелось бы к привычному брюзжанию и бухтению – как-никак он не один мучается, его неудобство разделяют еще пятьсот восемьдесят восемь человек, если бы не два момента. Во-первых, разбирательство проводилось частью в Нью-Йорке, а частью в Олбани, нам же почему-то надлежало явиться в Олбани, и нашу просьбу изменить место собеседования на Нью-Йорк проигнорировали. Во-вторых, единственное дело, где Вулфу пришлось прибегнуть к телефонному прослушиванию, не добавило ему ни славы, ни сколь-нибудь существенного гонорара, так что Вулф вовсе не горел желанием, чтобы ему лишний раз о том деле напоминали.
Поэтому, когда зимним утром в пять часов утра Фриц принес завтрак в спальню Вулфа в нашем старом особняке из бурого песчаника, а я заглянул туда с сообщением, что погода не препятствует автомобильной поездке и что ему не придется рисковать жизнью на поезде, он был настолько погружен в уныние, что даже ворчать не мог. За всю дорогу до Олбани, а это целых сто шестьдесят миль, или четыре часа, Вулф, сидящий по своему обыкновению на заднем сиденье, чтобы в случае аварии не удариться о лобовое стекло, произнес не больше двух десятков слов, среди которых не было ни одного приятного. Когда же я привлек его внимание к достоинствам новой скоростной трассы, которую мы еще не видели, он закрыл глаза. Мы прибыли к нужному нам зданию в Олбани в 9:55 – за пять минут до назначенного срока. Там нас проводили в комнату на третьем этаже и велели ждать. Естественно, для массивной туши Вулфа адекватного сиденья не нашлось. Он постоял, оглядываясь с несчастным видом, буркнул «доброе утро» тем, кто уже сидел в комнате, прошел к стулу у дальней стены и осторожно опустился на него. Где и провел, дуясь, следующий час с четвертью.
Признаться, те пятеро, которые ждали вместе с нами, тоже не испытывали особого восторга. Когда Джей Керр решил, что неплохо бы завести общий разговор, то сумел только заставить всех представиться. На этом общение практически закончилось, хотя все мы являемся членами Ассоциации лицензированных частных детективов штата Нью-Йорк, за исключением, разумеется, Салли Кольт, которая была всего лишь наемным сотрудником. По-моему, Джей Керр, плешивый толстячок в очках без оправы, этими попытками объединить нас стремился хоть как-то компенсировать результаты своей профессиональной деятельности: во всей метрополии ни одно сыскное бюро не разоблачило такое количество неверных мужей и жен, как Джей со своими парнями. Харланд Айд, высокий и костлявый, с седыми висками, длинным ястребиным носом и одетый как банкир, тоже был хорошо известен в нашей среде, но известность эта была иного рода. Это был опытный профессионал с безупречной репутацией; говорили даже, что с ним не раз и не два консультировалось ФБР, только на меня не ссылайтесь. О третьем, Стиве Амселе, я мало что знал, слышал только несколько отзывов о его работе. Пару лет назад его уволил Дэл Бэском, после чего Амсель сам получил лицензию и снял комнатку под офис недалеко от центра города. Бэском, владелец одного из лучших агентств Нью-Йорка, сказал как-то, что Амсель не одинокий орел, а одинокий гусь. Аккуратно одетый, невысокий, темноволосый и востроглазый Амсель был, вероятно, не так молод, как казалось. Когда мы с Салли Кольт отправились за кофе, он двинулся было вслед за нами с намерением предложить помощь, но передумал.