Уже лет 30 назад имя Набокова входило в круг каких-то петербургских литературно-житейских легенд. Что петербургских, это понятно – земляк все-таки. Помню разговор во ВСЕГЕИ (Всесоюзном геологическом институте) на Среднем проспекте Васильевского острова. Я упомянул, насколько меня поражает точность набоковских описаний в «Даре» природы Тянь-Шаня и Восточного Туркестана. И тут же слышу: «Так ведь он в 1916 году ездил туда на летний сезон препаратором в экспедиции Дмитрия Ивановича Мушкетова. Кто же этого не знает?» Больше всего меня поразили слова «кто же этого не знает». То есть для моих собеседников Набоков был уже тогда привычным персонажем городского интеллигентского фольклора, всегда вращавшегося вокруг тем запретного прошлого.
(Кстати, поездка 17-летнего Набокова в Среднюю Азию – явный миф. Она нигде и ничем не подтверждается. А визионерские описания Внутренней Азии – ну что же, это часть набоковской тайны. Их не объяснишь одним лишь знакомством с трудами Пржевальского, Грум-Гржимайло, Семенова-Тяншанского, Козлова, Цыбикова, Обручева.)
Когда я сказал одному зарубежному набоковеду из англо-саксов (на самой первой набоковской конференции – а в последующих я не участвовал), что влияние Набокова на ряд писателей в СССР ощущалось уже с конца 60-х, он был искренне изумлен. Такие вещи трудно объяснить иностранцам, которые усвоили, что у нас был тоталитаризм и диктатура, все состояли в коммунистах, читали какую-то там официальную литературу (что бы ни означало это словосочетание), наслаждались официальным искусством и так далее. Они плохо понимают, что свободные были свободными всегда. Иностранцы (к западу от Восточной Европы) вообще непонятливы.
Впрочем, и сам В. В., наверное, удивился бы, если бы узнал, что вернется на родину сразу классиком, без всяких промежуточных стадий. На самом деле все эти стадии были пройдены задолго до того, как рухнули запреты. Круг ценителей Набокова никогда не будет особенно широк, он писатель не для всех. Но живя в тоталитарном государстве, мы читали запретных авторов куда внимательнее и зорче, чем читаем их же ныне. Так что напрасно первые публикации его книг у нас объявляли открытием Россией Набокова. Они потому и не вызвали шума, что открытие давно состоялось. Период прозелитства, гордыни от своей приобщенности к моменту первых свободных изданий давно остался позади. Остался позади и некий водораздел (около 1987-го), после которого Набокова почти перестают обсуждать – кто же вне литературоведения обсуждает классиков? К этому времени – и не только в столицах, не только в среде гуманитариев – мудрено было найти просвещенного человека, не читавшего ни одной книги Набокова. Далеко не всех он восхищал (