Что ж, я не распутал набоковскую тайну, но, может быть, неспроста все связанное с этим писателем не то чтобы выпадает из ткани моего личного времени, но существует по какому-то другому календарю? Ведь стоит мне вспомнить свое первое знакомство с Набоковым и мое письмо к нему, как 1967 год, в остальных смыслах достаточно далекий, становится физически ощутимым, только протяни руку. Я вспоминаю эти события, как вспоминают первую любовь.
И тоталитарный СССР, и Владимир Набоков воспринимали литературу всерьез, здесь лежало их трогательное и, возможно, единственное совпадение. Тем трагичнее была мечта Набокова (не мистериаль- ного, земного) о читателях на родине. Он верил и не верил в них. Если бы наше эпистолярное знакомство продолжилось, я бы сумел намекнуть ему, что я – не единственный его читатель. Имена конкретных людей, конечно, не могли быть доверены советской почте.
Помню, в Ташкенте я разговорился с Евгенией Федоровной Федорович, сотрудницей Института ботаники, и она достала из шкафа сборник стихов – еще Сирина – «Горний путь». Это ее муж привез в 1945-м из Германии. Другие победители везли пианино, ковры и фарфор, а он стихи. Еще больше меня поразил мой питерский друг Сережа Шульц. У него не просто были две книги В. Сирина, берлинские издания «Камеры обскуры» и «Отчаяния», это само по себе было диво – но главное диво заключалось в том, что он купил их в букинистическом магазине на Литейном во второй половине 50-х[8], и это подтверждалось штампиками на них!
Удивительно, но, по словам ветеранов книгособирательства, чуть ли не вплоть до войны своеобразная организация «Международная книга», вывозившая из страны на продажу редкие издания и антиквариат (ради, как утверждают злые языки, снабжения наличностью советской агентуры на Западе), в небольших количествах приторговывала в СССР эмигрантскими грампластинками и художественной литературой «без политики». Действовали и другие скромные каналы. У меня есть книга «Радость бытия» писателя- эмигранта Владимира Пименовича Крымова (Берлин, 1923) с карандашной надписью автора: «200 экз. этой книги было приобретено Наркомпросом для РСФСР Вл. Крымов. 5.XII.23»). Десятилетия спустя часть ввезенных книг всплыла на букинистическом рынке. Не забудем также, что на благоприобретенных в 1939–1945 годы территориях – в Прибалтике, Западной Белоруссии, Западной Украине, Закарпатье, Буковине, Молдавии – было много частных библиотек, и часть книг из этих библиотек как-то влилась во всесоюзный читательский оборот. Я знал случаи, когда людям, возвращавшимся на родину из Харбина, удавалось привезти большие библиотеки. Официально все это подлежало цензурной проверке, но у нас, к счастью, дурные последствия дурных распоряжений весьма умеряются дурным их выполнением. А кроме того, у книг есть свойство: что-то их притягивает туда, где они нужны.