Между прочим, я рад, что не родился здесь, что рос в Средней Азии – в ином во всех смыслах мире. У меня не было бы такого острого чувства Петербурга, если бы я воспринял его в процессе познания окружающего мира, воспринял бы как должное, а потому не вызывающее радостного изумления. Моей мечтой многих лет было переселиться сюда, останавливала лишь психологическая невозможность жить в городе по имени «Ленинград». Человек, разрушивший историческую Россию, вызывает у меня гадливость, я не уверен даже, был ли он человеком. Счастливейшим днем для меня стал тот, когда Петербургу было возвращено отнятое имя.
И все-таки один благой поступок есть даже за Лениным: коммунистическая столица съехала отсюда. Могу вообразить, какие «дворцы съездов» и ВДНХ, какие «высотные дома» и Новые Арбаты нагородили бы здесь, сколько было бы уничтожено сверх того, что успели уничтожить все эти Зиновьевы и Кировы, Ждановы и Толстиковы. Не будем их недооценивать – они проредили город сильнее, чем может показаться беглому взгляду, а кроме того, их трудами множество прекрасных зданий, даже формально уцелев, стали похожи на оборванцев, изуродованы пристройками и переделками. Помню ранние впечатления, от которых щемило сердце: общая ободранность, обезглавленный храм, ставший складом, наклонные жестяные навесы над лазами в подвалы, дверь из вагонки вместо парадного входа (призрак завхоза недоумевает: «А че?»), нелепые заложенные окна, ни с чем не сообразные надстройки и усечения. Свидетельства былого богатства и силы, приметы жизни, подстреленной на небывалом даже для этого города взлете, не хотели вписываться в непрошенное окружение.
Ничто так не расскажет об изобилии, мощи и сложности той, погибшей в катастрофе 1917 года жизни, как справочник «Весь Петербург» за какой-нибудь баснословный теперь год начала века. Не могу его долго листать – закипает кровь. Какая устоявшаяся и состоявшаяся, уверенная в себе жизнь! И как надрывно и искренне врала нам наша родная обличительная литература, тем громче взвивая свой бичующий голос, чем меньше на то оставалось причин, чем безопасней делалось такое занятие. Смердяковщина может быть талантливой и очень талантливой. Она заразительна, ибо горделиво возносит над «городом Глуповым» и его обитателями. Каждый ее образчик будет с благодарностью использован как лом и таран уже другими людьми. Многие таланты начала века сами вскоре крепко пострадали от этого лома, в лучшем случае спасшись на чужбине, но так и не поняв, откуда набрались своих диких идей эти комиссары в пыльных шлемах, пришедшие разрушить мир, который им, талантам, было так уютно и доходно обличать и чернить.