Да, подумал Гримберт, даже поверженный, «Убийца» мог бы меня спасти. Вот только сама мысль о том, чтобы вернуться к нему, вызывала в душе колючую дрожь — и вызывал ее отнюдь не холод, терзавший его тело.
Допустим, он смог бы разобрать собственные следы, пусть и петлял с отчаяньем зайца по чаще. Допустим, даже вышел бы обратно, но…
Здравомыслие заглушило эту мысль прежде чем она успела толком оформиться. Даже если он найдет обратную дорогу к яме, в которой похоронен «Убийца», это не принесет ему добра. Едва ли чертовы еретики убрались оттуда так быстро. Напротив, сейчас они, скорее всего, бурно празднуют победу, облепив поверженного «Убийцу», точно полчище падальщиков, и жадно вырывая из его мертвого тела все, что только можно. При мысли об этом Гримберт ощутил вспышку ярости, столь горячей, что даже холод, кажется, на миг отступил.
Этим проклятым еретикам нужны трофеи их победы, вот только едва ли они станут охотиться за дорогостоящими компонентами его систем наведения, сложными торсионами или частями реактора. Скорее всего, им понадобятся лишь трофеи. Обломки оборудования, оторванные куски брони, прочий металлолом — чтоб было, что водрузить на свои проклятые языческие алтари и пожертвовать в угоду дьявольским божкам…
Нет, возвращаться к «Убийце» ни в коем случае нельзя. Значит, придется полагаться только на то, что осталось под рукой. А под рукой не осталось почти ничего — он вывалился из доспеха оглушенным, ослепшим и слишком напуганным, чтобы думать о таких вещах.
Гримберт машинально ощупал себя с головы до ног, чтобы понять, что осталось в его распоряжении. И помрачнел еще больше.
Его рыцарский гамбезон. Скроенный из плотной телячьей кожи, превосходно выделанный, снаружи грубый, как древесная кора, внутри с мягкой и упругой сафьяновой подкладкой, он создан был для того, чтобы противостоять тряске внутри жесткой бронекапсулы. Но, к сожалению, не зимнему холоду. Пока что он уберегал хозяина от обморожений и ран, но уповать на него определенно не стоило.
Серебряный медальон с локоном покойной матери внутри. Гримберт охотнее расстался бы с собственной печенью, чем с ним, однако приходилось признать горькую истину — здесь, в Сальбертранском лесу, от него было не больше проку, чем от подсвечника или вилки для рыбы. Гримберт бережно заправил его обратно за ворот гамбезона.
Фляга. Небольшой сосуд, в котором оставалось еще немного колодезной воды. Не Бог весть какое подспорье, учитывая, сколько снега вокруг, но, пожалуй, сгодится.
Лайтер. Он вздрогнул, нащупав на ремне его серебряный корпус размером не больше веретена и такой же толщины. Совсем забыл про него во время бегства и, может быть, к лучшему. Лайтер выглядел изящным, как игрушка, однако по своему назначению игрушкой отнюдь не был. Украшенный парой константинопольских смарагдов