— Пойдем посмотрим?
— Может, лучше скажем остальным?
— Не надо, — решил Стигвуд. — Никогда не посвящай врага в то, что знаешь сам. Это кто-то из великих сказал. — Он подвигал губами. — Ты мне язык до крови прокусила. Хочешь вкус попробовать?
— Не до поцелуев, Роберт. Шумит уже где-то совсем близко.
— Пойдем!
Джулия взялась пальцами за протянутую леску и поспешила в обратный конец галереи. Стигвуд шагал за ней. Чем дальше они отдалялись от усыпальницы, тем громче становился шум, постепенно переходящий в рев. Волосы на голове Джулии развевались от встречного ветра.
— Стой! — Он схватил ее за руку. — Это море!
— Что ты сказал? — Она оглянулась.
— Море! — прокричал Стигвуд. — Ту насыпь, размытую водой, помнишь? Ее снесло к чертовой матери. Это наводнение.
Он был абсолютно прав. Джулия собиралась развернуться в прыжке, чтобы броситься обратно, когда прозвучало что-то похожее на взрыв. Пол под ногами англичан вздрогнул.
— Что это было? — крикнула Джулия.
Она уже совершенно не походила на ту самоуверенную, смелую и сильную женщину, какой предстала перед Стигвудом во время их первой встречи. Она была перепугана насмерть, взгляд ее напоминал взгляд затравленного зверька.
— Это там! — крикнул Стигвуд, указывая в ту сторону, откуда они пришли. — У них что-то взорвалось.
— Что?
— Черт его знает. Могла сработать какая-нибудь ловушка.
— Ловушка?
— Разве ты не слышала, что все пирамиды и гробницы были оснащены множеством коварных ловушек? Падающие камни, проваливающиеся под ногами плиты, разбрызгивающаяся отрава…
— Думаешь, эти трое погибли? — спросила Джулия.
Стигвуд не знал ответа на ее вопрос, да и не успел бы ответить. Коридор заполнился громким шипением. Из темноты выплеснулся кипящий водный поток и хлынул прямо на людей. Джулия выронила фонарь. Стигвуд почувствовал, как ступни, а потом и бедра обдало водой. Его мошонка сжалась от холода и ужаса.
Когда ему приходилось убивать людей, он размышлял о смерти и почему-то был уверен, что никогда не умрет по-настоящему, а все будет как бы понарошку, с бесплотным полетом над собственным телом, светом в конце тоннеля и последующим перерождением. Это не было религиозностью. Просто Стигвуду была невыносима сама мысль о том, что однажды для него все может закончиться так же, как для других, — решительно и бесповоротно. И вот, стоя в воде по грудь, он неожиданно осознал, что пришла его собственная смерть и что отменить ее или хотя бы немного отсрочить никак не получится.
Все происходило наяву. Взаправду. Настоящим был каменный коридор, настоящим был тусклый свет фонаря под водой, запах йода и соли, брызги, летящие в лицо, настоящим был ужас в глазах Джулии. Она была ниже ростом, и на поверхности плавало только ее белое перекошенное лицо.