) пробуждает желание неопределенности. Бессмысленно интересоваться фактуальностью передач RT, ведь сами они – отрицание фактуальности. Главный редактор канала [Маргарита Симоньян] заявила: “Нет никакой объективности”. RT желает показать, что лгут все СМИ без исключения, но не скрывает этого лишь RT.
Фактуальность сменил понимающий цинизм, не требующий от зрителя ничего, кроме – время от времени – согласного кивка перед сном.
“Информационная война – теперь главный вид войны”: Дмитрий Киселев точно знает, о чем он говорит. Киселев, гендиректор информационного агентства “Россия сегодня” и ведущий популярной программы “Вести недели”, повел информационную атаку на Украину.
Первыми для подготовки военного вторжения Кремль отправил на Украину политтехнологов. Операциями в воображаемом мире руководил Сурков. В феврале 2014 года он посещал Крым и Киев и впоследствии стал помощником Путина по украинским делам. В момент аннексии Крыма российский политтехнолог Александр Бородай отвечал за связи [Сергея Аксенова] с прессой. Летом 2014 года “премьер-министрами” двух “народных республик” на юго-востоке Украины были сотрудники российских СМИ. Российское вторжение на юг и затем на юго-восток Украины – в военном отношении предприятие довольно скромное – сопровождалось самой сложной в военной истории пропагандистской кампанией. Пропаганда воздействовала на двух уровнях: как война с фактуальностью, отрицание очевидного (и даже самой войны) – и как настаивание на безоговорочной невиновности России. (Никакой войны нет – и при этом она справедлива.)
Когда 24 февраля 2014 года началось вторжение, Путин сознательно солгал. 28 февраля он заявил: Россия не собирается “махать шашкой и вводить войска” в Крым. Однако он уже ввел войска в Крым: к тому времени российские военные уже четыре дня действовали на украинской территории. Кстати, в Крыму присутствовали и “Ночные волки”, следовавшие за солдатами на ревущих мотоциклах, и этот пиар-ход безошибочно указывал на российское присутствие. Но и после этого Путин дразнил журналистов, предъявлявших ему факты. Так, 4 марта он предположил, что российские военнослужащие – на самом деле не российские военнослужащие, а посетившие военторг украинцы. “А вы посмотрите на постсоветское пространство, – предложил Путин. – Там полно формы, которая похожа на форму… Пойдите в магазин у нас, и вы купите там любую форму”.
Путин и не пытался никого убедить на постсоветском пространстве, что Россия не нападала на Украину. Он рассчитывал как раз на то, что украинские лидеры ему не поверят. Временное правительство Украины понимало, что страна подверглась российской агрессии, и поэтому, вместо того чтобы ответить на нее оружием, попросило заступничества у мирового сообщества. Если бы в Киеве верили Путину, то украинские лидеры, конечно, отдали бы приказ о сопротивлении. Путин стремился не одурачить украинцев, а породить сознательное неведение у россиян, которые должны были понять, что Путин лжет, но поверить ему. Чарльз Кловер в своей работе о Льве Гумилеве писал: “Путин верно рассудил, что ложь объединит, а не расколет российскую политическую элиту. Чем грандиознее и очевиднее ложь, тем скорее подданные, соглашаясь с ней, демонстрируют свою лояльность, тем больше они приобщаются к великой сакральной тайне власти Кремля”.