Путин сделал маскулинность доводом против демократии. Как утверждал немецкий социолог Макс Вебер, политическая система может начаться с харизмы, однако харизма не гарантирует ее сохранение. Вебер отмечал, что складывание вокруг харизматического лидера торгово-политического клана – обычное явление. Но если такой лидер желает выйти за рамки распределения добычи и планирования очередного набега, ему придется найти способ передачи (в наилучшем случае – неоднократной передачи) власти. Решение проблемы преемственности – это необходимое условие появления современного государства.
Вебер описал два механизма, позволяющих превратить влияние личности носителя харизмы в устойчивые институты: 1) например, через подчинение “нравам”, традиции (в монархии старший сын правителя наследует отцу); 2) например, через подчинение законам (при демократическом устройстве регулярные выборы позволяют сменять глав государств и депутатов парламентов). Путин, по-видимому, не планирует передачу власти монархическим путем. Он не позволяет дочерям участвовать в публичной политике, хотя его семья получает выгоду от кланового капитализма. Следовательно, остается закон и право, а это в современном мире чаще всего означает демократию. Но Путин отринул и этот вариант. Так демонстрация маскулинности породила иллюзию власти в ущерб целостности России.
Мужчина подобного склада в случаях вызванной им же самим катастрофы склонен винить во всем женщину. Для Владимира Путина такой женщиной стала Хиллари Клинтон.
Первым побуждением Кремля стало сравнение демократической оппозиции со “всемирным содомом”. Затем Кремль заявил, что манифестанты подкуплены зарубежным государством, во главе внешнеполитического ведомства которого стоит женщина. 8 декабря 2011 года, через три дня после начала протестов, Путин обвинил Хиллари Клинтон в том, что она “дала отмашку”. 15 декабря он заявил, что манифестантам платили. Доказательств он не привел, но это и не требовалось: если (как настаивал Ильин) выборы сродни приглашению иностранцев к вмешательству, то долг Путина – заявить о таком вмешательстве и воспользоваться этим для изменения внутренней политики. Смысл в том, чтобы подыскать врага, наилучшим образом соответствующего запросам вождя, а не рассуждать о подлинных угрозах, ибо разговор о настоящих противниках продемонстрирует слабость и напомнит о несовершенстве диктаторов. Ильин – писавший, что искусство политики заключается в том, чтобы “узнавать и обезвреживать врага”, – имел в виду не необходимость выяснения, которая из иностранных держав для нас опасна, а то, что политика начинается с выбора вождя: какой конкретно из зарубежных врагов упрочит его власть? Подлинная геополитическая проблема России – это Китай. Но именно потому, что Китай близко, рассуждение о действительном положении России может привести к печальным выводам.