— Слушай, Иваныч, дай машину, а! — попросил он, когда парторг после речи вновь подошел к нему. — С родителями я, считай, попрощался… Ну, а кто я для этих людей в данный момент? После пяти-то с лишком лет разлуки. Ты без меня все это мероприятие затеял, ты его и доводи до финала. А меня, извини, почему-то не тянет на истерические рыдания и битье головой о стену по поводу… в общем, ты меня понял, Иваныч?
Парторг молча пожевал губами, глядя на него, затем жестом подозвал к себе водителя административной "Волги".
— Коля, сегодня ты в распоряжении Анатолия. Заодно вечером отвезешь его на станцию. Я правильно тебя понял? — повернулся затем к Толяну.
В ответ тот молча стиснул его жилистую руку.
Ляльку они нашли там, где подсказал Иваныч: некогда грозный "ЗИС" с макетом двенадцати реактивных базук в кузове венчал собой высокий постамент перед самым въездом в Краснодар. А чуть поодаль от него, на обочине, топтались под разноцветными зонтиками несколько девичьих фигур, все с пластиковыми пакетами в руках.
— Вон твоя сестренка, — Коля указал на одну из них, притирая машину к обочине неподалеку. — Извини, ближе нельзя, парковка здесь запрещена. Лучше подожду здесь. Но могу, конечно, прямо к ним…
— Не нужно, я сюрпризом, — Толян нервно потянул сигарету из пачки. Эх, цветов бы прикупить где! Столько ведь лет не виделись.
— Смотри, через дорогу бабулька сидит с корзиной, — подсказал водитель. — Только это… стоит ли… цветы?
— Не понял! — Толян, почти выпулившись из салона, вновь развернулся к Коле шестипудовой массой. Ростом его Бог не обделил — метр девяносто с копейками, поэтому и фигуру свою он старался подкачивать под евростандарт соответственно.
— Это я шучу так, — ухмыльнулся в ответ водила, как показалось, вполне дружелюбно. — Ты там только особо не переживай…
Но Толян уже не слушал его, предоставив дальше шутить единолично. Перебежав дорогу по "зебре", он загреб у бабки последние нарциссы из корзины и метнулся обратно на повторный зеленый глазок светофора. Стайка девушек оживилась, узрев особь мужского пола, дефилирующую в их сторону.
— Эй, баскетболист! — одна из них, черненькая, приветственно крутнула зонтом, — а почему пешком? Наш отель ещё не достроили.
— Толи-и-ик! — узнав брата, Лялька отбросила в сторону прикрытие от дождя вместе с пакетом, сорвалась с места и, перехватив его на выходе с перехода, повисла на шее, от избытка чувств болтая в воздухе ногами. — Ой, девочки, Толик приехал!
А он стоял, расставив в стороны руки с зажатым в одной из них букетом, задыхаясь от волны аромата "Палома Пикассо" — духов, в которые Лялька влюбилась ещё с четвертого класса, и не знал, как ему сейчас следует поступить. Он оставил Ляльку тринадцатилетней худющей пигалицей, а сейчас к нему прижималась вполне созревшая и округлившаяся женщина, причем офигенно красивая. Выручила все та же черненькая: подойдя к ним, она решительно потянула букет из руки Толяна.