И вдруг из коридора прозвенела резкая, требовательная трель.
— Анка, открой, — спокойно сказала Мельникова и отставила чашку с фасолью.
Они не спросили друг у друга, кто бы это мог быть, даже взглядами не обменялись. Анна молча поднялась и направилась к дверям. Я не успел отпрянуть, и она легко прошла сквозь меня, как через облако пара. Застучали ботинки по деревянным половицам, хлопнула дверь, потом всё стихло.
Вернулась Анка с невысокой женщиной в бежевом плаще и беретке блинчиком. Её желтоватое лицо, коричневые подглазья и выпирающий живот на болезненно худом теле наводили на мысль о какой-то тяжёлой болезни. Гостья взглянула на Клавдию, оробела и тихо поздоровалась.
Та кивнула:
— Проходи и садись.
— Простите, что поздно, — пролепетала посетительница, присаживаясь на краешек стула, — утренний автобус не пришёл, пришлось на вечернем… не возвращаться же… Думаю, зайду, авось не прогонят…
Ей было неловко, даже бледное лицо порозовело, а молчание и пристальный взгляд Мельниковой смутили ещё сильнее Клавдия сверлила гостью глазами, ставшими вдруг тёмными, будто две дырки. Я мысленно восхитился, как она спокойно и сосредоточенно принимала информацию. Вот что значит опыт! Или Мельникова и без перстня кое-что умела? Меня поток сведений оглушал и ослеплял, я переставал соображать.
Клавдия повела носом:
— Болезнью пахнет.
— Мне поставили диагноз, я лечусь, но…
— Знаю, — остановила Мельникова, — идём за мной.
Она легко, как молодая, поднялась и повела больную через коридор в маленькую комнату. Я, страшно заинтригованный, двинулся следом. Клавдия уложила женщину на диванчик, застеленный цветной простынёй, повернулась к углу с иконами и принялась молиться — просить благословения. И, вероятно, получила его, потому что резким движением задрала гостье свитер и приложила руки к вздутому животу.
Со стороны казалось, что Мельникова делает массаж и ничего необычного не происходит, но вдруг я увидел, как из-под её ладоней заструился дым. Запахло палёным. Больная ничего не замечала, лежала спокойно, а мы с Клавдией зашлись в кашле.
Потом, размышляя, я понял, почему всё чувствовал. Так бывает во сне, когда не осознаёшь, что спишь; видишь картинки, которых нет, чувствуешь запахи, прикосновения, вкус… Снится, например, что ешь лимон, — и во рту станет кисло.
Чад заполнил комнату, у меня заслезились глаза. Ну хватит, пора убираться отсюда! Только успел подумать, как старуха Клавдия встала, отодвинула шторы и открыла окно настежь. Серые клочки дыма вытянуло наружу, в темноту.
— Пока хватит, — сказала Мельникова, — можешь вставать.