Были сказаны ещё какие-то слова про то, что нужно думать о родных и близких, о том, что мир велик и невероятен, и, наконец, их отпустили.
По коридору шли молча. По двору тоже. И только у ворот Лёнчик хихикнул:
— У нас и кинотеатр второй год, как закрыли. Прощай, билетики.
— Капитанша из Чернозёмска, если не из самой Москвы, — ответила Ольга. — Ей не до кинотеатров.
— Это точно, — сказал Никита, и они пошли дальше. Каждый в свою сторону.
2
Сверху, из классного окна это было видно наглядно, как в учебном пособии. Недружные одноклассники.
— Да, странно. Я ждала, что они будут обсуждать. Смерть Голодковского, опрос, меня, да что угодно. А они просто взяли и разошлись, — сказала капитанша.
— Разошлись, — подтвердила очевидное классная.
— И вам не кажется это странным?
— Нет. Живут-то они в разных местах. Вот и спешат домой. А наговорятся потом. Интернеты всякие, фейсбуки да одноклассники.
— Вряд ли, — сказала капитанша. — Мы проверяем интернет-активность ваших ребят. Всё больше книжки читают, да. Довольно странные книжки для этого возраста.
— Порнушку? — подобно Антону сказала классная.
— Нет, порнушка для этого возраста норма. Философов почитывают, литературу по физике, теологии, средневековых поэтов.
— Вы просматриваете их компьютеры?
— Дистанционно. Система оперативно-розыскных мероприятий в действии.
— Может, вы и за моим компьютером следите? За смартфоном?
— Разумеется. Как иначе? В вашем классе за два года пятое самоубийство.
— В моём — первое. До этого классными руководителями были другие люди. А я пришла в эту школу в январе.
— Да мы за всей школой следим, и не только школой. Дело на контроле. На самом-самом.
— И потому из Москвы присылают капитана?
— Вообще-то я полковник. А капитан — это более для маскировки. Чтобы лишнее внимание не привлекать.
— Тогда зачем вы мне это говорите?
— Для ясности. И вы подписали — о неразглашении. Так что, уверена, в глазах остальных я так и останусь капитаном полиции.
— Оставайтесь, — классная смотрела из окна уже не на учеников, они давно скрылись, а на город. И то, что она видела, ей не нравилось.
Нет, Смирнов-Каменецкий город не хуже других, хотя и не лучше. Печально то, что уехать из города она не может. То есть теоретически, конечно, может — сесть в автобус и доехать за два с половиной часа до Чернозёмска, ну а оттуда хоть в Москву, хоть в Питер, хоть в Мюнхен. В Мюнхен, правда, с пересадкой, но не в пересадке же дело. У химички, Клавдии Петровны, сын в Мюнхене. Работает, жениться собирается. Мать не зовет, и объясняет почему: устроиться работать учителю без языка, особенно возрастному, особенно с чернозёмским дипломом, невозможно. В уборщицы она не пойдёт. А содержать её сын не может. У самого шестидесятичасовая рабочая неделя. Вот когда матушка доживет до пенсии, до немецкой пенсии, понятно, а не российской, вот тогда и будет смысл ехать. А так, с хлеба на сухари — нехорошо.