Стали спускаться в подвал. Лестница в три пролёта, каждый пролёт по двенадцать ступенек.
Тут уже все фонари включили — и налобные, и ручные. У каждого по два. А то в кино у героев-идиотов вечно фонари ломаются.
Восемь фонарей — восемь лучей.
Подвал они узнали. Тот самый, из кошмаров.
Сейчас, правда, ужаса особого не чувствовали. Немножко страшно, и то больше потому, что они, как ни посмотри, здесь незаконно.
Но и манящего восторга тоже ни на грош. Единственно надежда, что вдруг да удастся выскочить из колеи. Но хилая она, надежда, прозрачная, дунь — исчезнет.
И да, в коридоре не то, чтобы дуло, а движение воздуха ощущалось. Тянет ветерок. Естественная вентиляция.
Опять двери, все железные, выкрашенные шаровой краской. И стены тоже. И потолок. Высокий потолок, однако.
Они подошли к нужной двери. Так им помнилось, что эта дверь — та самая. За которой финал эпизода, жуткий и влекущий.
А — ничего особенного они по-прежнему не ощущали.
Замерли. Прислушались. Ничего. Ан, нет, слышно. Плеск какой-то. Будто в бассейне кто-то плавает. Или в ванне.
— Может, канализацию прорвало? — спросил Антон. Шепотом спросил. Не из опасения, что услышат чужие, откуда здесь чужие, а ради сохранения чуткости слуха.
— Тогда б воняло, и сырость была.
Но канализацией не пахло. А пахло — едва-едва — камфарой, липовым мёдом и…
— И сандалом, — сказала Оля. — Тётя двадцать лет назад в Индию ездила. Привезла сандаловую палочку. Сувенир. Чуть больше спички. По сей день пахнет.
— Сандал, понятно. Индия.
Оля вновь взялась за отмычки. Пять минут, десять, пятнадцать.
— Не открывается замок.
— Бывает, — сочувственно, и вместе с тем облегчённо сказал Лёнчик. — В следующий раз получится. Ты к замку присмотрись, а я буду над динамитом работать.
Ага, над динамитом. С родителями в двухкомнатной панельке. На пятом этаже. Когда-то он уже взорвался, Лёнчик. Циклов шесть назад.
— И усталые, но довольные, они вернулись домой, — продолжил Лёнчик. Но никто и шагу не сделал. Все смотрели, как Оля продолжает борьбу с замком. Слабонервных просят опять отвернуться.
— Я не могу его открыть, потому что он уже открыт, — сказала она, поняв.
— Да?
Никита, как самый сильный, потянул ручку двери. Никакого результата.
— Все верно, Оленька, — сказала идущая по коридору капитанша. Александра Григорьевна.
Влипли. Стыдно-то как. Неудобно. А, ладно, переморгаем. Все равно через две недели…
— Дверь заперта изнутри. На засовы. И засовы хорошие, и дверь — четыре сантиметра дуба и полтора — сейфовой стали.
— Мы тут это… Историей родного края… — начал готовить отступление Антон.