В тот же миг полковник Дворжицкий отворил дверцу кареты и помог императору выйти из экипажа. Тот сделал несколько шагов, но оступился на левую ногу, и один из казаков поддержал его под руку. Нетвердая поступь государя в ту минуту доказывает, что он был физически потрясен взрывом, а небольшие следы крови, обнаруженные в карете после катастрофы, несомненно указывают на то, что он был легко ранен.
Побуждаемый добросердечием и волнуемый сочувствием при виде всякого страдания, Александр II направился к двум раненым; им двигал инстинктивный ужас, который возбудил в его душе вид этих двух жертв, погибших за него. Он спросил, где находится уже схваченный убийца, о чем ему и сообщили. Этим несчастным занимался капитан Кох; он пытался обезопасить Рысакова от ярости толпы, забыв в тот момент, что первейшим его долгом было сохранение жизни государя.
В тот момент, когда император направлялся к убийце, казак, сидевший рядом с кучером, спустился и последовал за ним, вспомнив о наставлениях княгини. Он взял на себя смелость сказать государю: «Ваше величество, собирается толпа; было бы благоразумней, если бы Вы не слишком к ней приближались». На что император возразил: «Это ничего, я все же хочу подойти поближе».
Встревоженный казак, замечая, что император его не слушает, приблизился к полковнику Дворжицкому, старшему по званию, и сказал ему такие слова: «Господин полковник, толпа слишком многочисленна, необходимо потеснить ее!» Не говоря ни слова, полковник сделал движение рукой, давая понять казаку, что тот вмешивается не в свое дело. Дворжицкий продолжал идти впереди государя, остановившись лишь в трех шагах от преступника. Указывая глазами на арестованного человека, Александр II спросил у капитана Коха: «Это он?» Кох ответил: «Он говорит, что его зовут Грязнов и что он из мещан». Повернувшись к убийце, император добавил: «Хорош!» Затем он повернулся к полковнику Дворжицкому и попросил его показать ему место взрыва, которое пожелал осмотреть.
Здесь следует констатировать преступную небрежность сопровождавших государя лиц, чей священный долг состоял в охране его жизни. Капитан Кох остался с Рысаковым, тогда как должен был препоручить убийцу офицерам и солдатам, которые присутствовали там в количестве, более чем достаточном, чтобы охранять его; этот самый капитан, ответственный за расстановку агентов общественной безопасности на пути следования императора, не поставил ни одного из них на этом месте; и третьим нарушением его долга было то, что он не последовал за государем. Если бы он это сделал, он мог бы высматривать в толпе подозрительные физиономии, что особым образом входило в круг его обязанностей и было для него привычным делом. Совершенно точно, что, если бы Кох в точности исполнил эту свою обязанность, то второй убийца не ускользнул бы от его наблюдательного глаза, ибо он безошибочно обратил бы внимание на надменное поведение субъекта, который, не сняв шапки с головы и прислонясь к шедшей вдоль канала решетке, стоял на узком, меньше метра шириной, тротуаре, следуя по которому император неминуемо должен был задеть его, проходя мимо. Всякий поймет, что любой благонамеренный человек посторонился бы, освобождая дорогу государю. Действуя иначе, этот человек демонстрировал вызывающую дерзость, которую ни в коем случае не должно было толковать как признак робости или смущения. Этот человек стоял, скрестив руки на груди и пряча кисти рук; такая поза должна была пробудить подозрения и недоверие, особенно у Коха, чьей особой обязанностью был розыск подозрительных лиц. Толпу же, в которой все неотрывно глядели на императора и ни о чем другом не заботились, в таких обстоятельствах нельзя ни в чем упрекнуть.