, точнее, через него
я сохраняю свое достоинство. Он служит для меня проводником в человечность, даже если сейчас мой мозг работает только в пределах базовых функций.
Часто, когда Избранный терял стержень или же оказывался предателем, остальные узники теряли желание жить и превращались в живых мертвецов. Как ни парадоксально, их готовность бороться за выживание держалась за исключение, за человека, которого не удалось низвести до этого выживальческого уровня. Когда исключение переставало им быть, борьба утрачивала смысл.
Это означает, что Избранный выбирался не по «реальным» навыкам и качествам – возможно, в этом аспекте ему не уступали другие люди, или же он вообще притворялся несломленным. Его исключительная позиция строилась скорее на трансценденции: он играл роль, созданную (предположенную) другими.
В «Матрице» же Избранный, наоборот, это тот, кто способен увидеть, что наша повседневная реальность – запрограммированный виртуальный мир. Соответственно, он может отключиться от Матрицы, манипулировать ею и нарушать правила (летать, останавливать пули и т. д.). Виртуализация реальности является ключевым фактором для функционирования Избранного. Реальность, таким образом, – искусственный конструкт, правила которого могут быть преодолены или переписаны. Здесь появляется параноидальная мысль о том, что Избранный способен преодолевать сопротивление Реального. «Я могу пройти сквозь толстую стену, если действительно захочу…» – невозможность сделать это для большинства из нас сводится к недостатку воли субъекта.
И здесь «Матрица» вновь недоговаривает. В комнате ожидания у Пифии мальчик, сгибающий ложку силой мысли, объясняет удивленному Нео: секрет не в том, чтобы убедить себя в том, что ложка сгибается, а в том, что ложки не существует. «Себя»? Разве фильм не должен развивать буддистское утверждение, что «себя», субъекта, не существует?
Чтобы подробнее объяснить, что не так с «Матрицей», нужно провести различие между простой технологической невозможностью и фантастической неправдой. Путешествия во времени, скорее всего, невозможны, но фантастические сценарии являются «правдивыми» в той мере, в которой они выявляют либидинальные тупики. Соответственно, проблема в «Матрице» не в наивности ее приемов с точки зрения науки. Идея возвращаться в реальный мир из виртуального через телефон вполне себе рабочая, учитывая, что нам нужно лишь отверстие, через которое мы могли бы прошмыгнуть.
Возможно, лучшим решением был бы унитаз. Разве место, куда после смыва воды исчезают экскременты, не является одной из метафор ужасающей и величественной запредельности изначального доонтологического Хаоса, в котором исчезают вещи? Умом мы знаем, что происходит с фекалиями, но для воображения мистика сохраняется. Они являются чем-то лишним в нашей рутине, и Лакан был прав, утверждая, что животное становится человеком в тот момент, когда задумывается о том, что бы сделать с экскрементами, когда они становятся чем-то лишним. Реальное здесь – не отвратительная субстанция, поднимающаяся вверх из недр унитаза, а само отверстие, служащее переходом к иному онтологическому порядку. Это топологическая дыра или завихрение, которое «искривляет» пространство нашей реальности так, что нам кажется, будто экскременты проваливаются в другое измерение, не имеющее к нам отношения.