— Хорошо, хорошо, это как раз то, что мне хотелось услышать, — прерывает он меня и удаляется.
В час с чем-то я иду в кафе «У болгарина». Все эмигранты называют это кафе «У болгарина», как будто сами они австралийцы. Тони и Милко, как всегда, возятся у автомата. Обедаем втроем, и, поскольку сегодня суббота и после обеда делать нечего, мы начинаем пьянствовать. Один кельнер болен, другой пошел отдохнуть до вечера, поэтому нас обслуживает сам хозяин. Это неуклюжий человек с покатыми, как у женщины, плечами; его неподвижное лицо с отвислыми щеками странно контрастирует с живыми хитрыми глазками.
— Ешьте и пейте побольше, ребята! Профитируйте, пока я тут: я пурбуаров не беру! — подбадривает он нас, примешивая по своему обыкновению французские слова с болгарскими окончаниями.
— Обращайтесь к Эмилю, — рекомендует Тони. — Он сегодня угощает.
Я не возражаю, хотя и не обязывался угощать. И вообще начальству следовало бы брать пример с нас, потому что у нас троих никогда не возникает историй из-за денег.
— Ты слишком стараешься, браток, — в третий раз говорит мне Тони, когда хозяин приносит очередную бутылку божоле. — Если надеешься таким способом завоевать симпатию Кралева, то ты глубоко ошибаешься. Он увидит в тебе соперника и возненавидит еще сильнее. Лучше делай, как я или Милко. Пусть ругают, зато терпят, раз ты безопасная булавка…
Я не возражаю. Мне противно говорить. Милко тоже молчит, как всегда. Это обеспечивает широкое поле деятельности для Тони, который болтает без умолку, переходя от взаимоотношений в Центре к взаимоотношению полов.
— Как это ты обходишься без мадамы, а? Я начинаю сомневаться в тебе… — снова принимается он за меня.
— Я недостаточно богат для этого вида спорта.
— При чем тут богатство? Нельзя, что ли, по дешевке? Подбросить тебе ту, мою блондинку?..
— Ты мерзавец, — замечает хриплым баском Милко.
— Почему мерзавец? Разве я виноват, что она мне опротивела? Транжирит твои денежки, а ты рискуй. Если пронюхает ее муж, мне во всем Париже места не найти.
— Ты побольше болтай, раз не хочешь, чтоб он пронюхал, — советую я ему.
— И все-таки, браток, я начинаю в тебе сомневаться… Больше месяца без мадамы…
— Тебя к телефону, — сообщает мне хозяин.
Я иду к кабине, а он тем временем говорит Тони:
— Ты уже три часа парлекаешь. Как только язык не устанет?!
В трубке звучит голос Младенова:
«Это ты, Эмиль?.. Тут вот только что прибыла моя дочка из Болгарии… Одним словом, у меня радость… Не мог бы ты ко мне заглянуть?.. Вот именно, сейчас, сразу».
Вот тебе и мадама.
Мадама, как видно, уже нашла время переодеться и освежиться после дороги, потому что вид у нее довольно привлекательный. Я смутно знал, что у Младенова есть дочь от жены, с которой он давно развелся. С его стороны были намеки, что она помышляет в составе группы туристов бежать за границу. Однако я не предполагал, что дочь у него столь привлекательна — может быть, потому, что у меня всегда была перед глазами физиономия отца.