— И это все? — с унылым видом спрашивает Лида в момент, когда вспыхивает свет.
— Ага. Нравится?
— Отвратительно.
— Тогда можем ехать. Тут короткий антракт, и опять все сначала.
Мы выходим на улицу. После духоты убогонького зала пропитанный бензиновым перегаром воздух напоминает мне свежее дуновение весны.
— Пройдемся немного, если хотите? — предлагаю я.
Она безразлично пожимает плечами. После третьего разочарования любопытство ее сходит на нет. Идем медленно и напропалую — в соответствии с моей привычкой. Выходим на улицу Бланш. В мутном зеленоватом и розовом сиянии баров караулят женщины с выкрашенными и обесцвеченными волосами, в узких коротких платьях, с сумочками под мышкой.
— А это случайно не…
— …проститутки, — заканчиваю я, кивая головой.
— Как все мерзко! Мечтаешь о чем-то красивом, а видишь свинство.
— Поэтому не надо мечтать.
— Но как же тогда жить?
— Очень просто: мучаешься от досады, зато без разочарований. Хотите, выпьем по чашке кофе?
Она снова безразлично пожимает плечами. Мы заворачиваем в ближайший бар и занимаем отдельный кабинет. Бар почти пуст, если не считать двух пар, разместившихся по кабинетам, и женщин-профессионалок, сидящих у стойки на табуретах. Кельнер выполняет наш заказ без всякого энтузиазма. Сюда не принято приводить женщину со стороны. Иначе куда деваться этим, что сидят у стойки?
— Надеюсь, не все в Париже так убого, как то, что вы показали мне сегодня? — грубо спрашивает Лида, закуривая предложенную сигарету.
— Нет, конечно. Если иметь в виду фасад. Иначе всюду можно видеть убожество, и в Париже, и вне Парижа.
— Не знаю только, что вы разумеете под словом «убожество».
— Именно то, что это слово означает.
— Для меня убожество — тот неуютный ресторанчик, дешевые скатерки, выщербленные приборы, запах тесного зала, уродливость и бесстыдство женщин…
— Ясно, — прерываю я ее. — Вам бросилось в глаза убожество, видимое с фасада. Но настоящее убожество обычно за фасадом. Если продажная женщина не безобразна, а красива, и в заведении, где она продает себя, пахнет не потом, а дорогими духами, от этого картина не меняется.
Выпив в два глотка кофе, Лида смотрит на меня с раздражением.
— Вы много философствуете. Быть может, то, что вы говорите, и умно, только я не люблю философов. Осточертела мне философия…
Кстати сказать, я тоже не люблю философов. От излишней болтовни мне становится так же скверно, как от объедения. И вообще, зачем я трачу столько времени с этой молодой дурой?
— Прекрасно вас понял, — киваю я ей. — В следующий раз ищите себе компаньона поинтересней.