— А почему вы спросили, где я жила?
— Просто так. Вы меня заинтересовали, — объясняю я и снова включаю первую.
На сей раз нам удается пересечь площадь и свернуть на бульвар, в сторону площади Пигаль.
— Раз уж я вас заинтересовала, поедемте куда-нибудь ужинать. Я умираю с голоду.
— Именно об этом я и думаю, только не знаю, куда нам податься. А, вспомнил! Мы поедем в хороший тихий ресторанчик на Монмартре.
Вначале я хотел было препроводить ее в какое-нибудь кафе на бульваре и накормить обычным шукрутом или бифштексом с картофелем. Но потом отказался от своего намерения. В конце концов она не виновата в скаредности отца, и с какой стати мстить ей за это.
Миновав Пигаль, я еду по Рошешуар и сворачиваю вправо, на довольно крутую улочку. Еще немного, и мы у ресторана.
Ресторан — второе разочарование после «ягуара». Это неприглядное заведеньице с садиком, замкнутым двумя глухими прокопченными стенами. Ни малейшего признака роскоши, которая мерещилась девушке, повторявшей про себя: «Первый вечер в Париже!» Мне ничего не стоило окунуть ее и в роскошь, благо мой карман оттягивает огромная пачка банкнот, но у меня нет никакого желания изображать себя сказочным принцем. И потом, в этом скромном на вид ресторанчике кормят довольно хорошо.
Вкусная еда и три бокала белого бургундского до некоторой степени сглаживают разочарование Лиды. Мы выпиваем кофе с шартрезом, и я расплачиваюсь.
— Мы уже уходим? — спрашивает девушка, явно ожидая, что я скажу «нет».
Я называю ее девушкой, потому что, насколько мне известно, она не замужем. Иначе такое обращение ей совсем не подходит.
«Уходим, конечно, а как же?» — хочется мне ответить, но чувство снисхождения снова берет верх.
— Можно еще куда-нибудь пойти, — говорю. — Что бы вам хотелось посмотреть?
— Стриптиз! — отвечает она с задором.
— Ладно. А я-то думал, что стриптиз интересует только мужчин.
— Почему только мужчин?
— Потому что раздеваются женщины.
— А вот меня тоже интересует. Считайте меня извращенной.
— Я ничего такого не говорю, — успокаивающе бормочу я и веду ее к дремлющему на улице «ягуару».
Я мог бы показать ей «Лидо», и она со своими провинциальными вкусами наверняка пришла бы в восторг от цветных прожекторов и розовых перьев на танцующих, но это не входит в мои расчеты: я, повторяю, не собираюсь корчить из себя сказочного принца.
Мы входим в пропахшую потом и мастикой дыру близ площади Пигаль, где в течение полусуток показывают «стриптиз перманан» — на тесные подмостки одна за другой выходят истощенные женщины и, словно автоматы, оперируют своими туалетами, превратившимися в тряпицы от того, что их без конца надевают и снимают. Первой появляется некая перезрелая красотка с отвислыми телесами и трясет грудями так, что приклеенные к ним кисточки вращаются по кругу слева направо, потом справа налево. В этом состоит ее номер, и он столь же вульгарен, как вульгарна и отталкивающа сама исполнительница, однако Лида терпеливо ждет, полагая, что потом покажут нечто интересное. Затем выходит не то турчанка, не то арабка, словом, представительница Ближнего Востока, которую кормит подвижность ее тазовых частей и живота. За ней следуют еще несколько красоток с уродливыми фигурами и глупыми рожами, которые трясут бюстами и раскорячиваются без особой, впрочем, надежды вызвать какой-либо другой эффект, кроме скуки и омерзения.