– Идите за мной, – приказал Верну.
Он заставил посторониться полицейских в форме. В белой луже у подножия алтаря, прямо перед первым рядом стульев, был распростерт голый мужчина. Верхняя часть туловища лежала на ведущих к возвышению ступенях. Ноги сжаты. Одна рука опущена, другая воздета. «Поза мученика», – подумалось русскому.
Тело сверкало в лучах прожекторов. Его нагота выглядела непристойной, и в то же время в ней, бесстыдно выставленной на обозрение, было что-то нереальное. Казалось, что, впитывая в себя свет, плоть утрачивает материальность. Волокину пришла на ум сияющая скульптура из белого мрамора, вроде «Пьеты» Микеланджело. Скульптура, которой совсем не место в сланцево-свинцовой церкви.
– Вы знаете, кто это? – спросил Касдан.
– Один из приходских священников, отец Оливье. Одежду нашли неподалеку. Раздели и изувечили его после смерти.
Не нужно быть судмедэкспертом, чтобы обнаружить эти увечья. Пустые глазницы плачут кровавыми слезами. Залитый кровью рот превращен в разверстую рану, тянущуюся от уха до уха. Кулаки жертвы сжаты. Если следовать логике убийцы, легко догадаться, что они скрывают. В правой руке язык. В левой – глаза. Или наоборот.
– Похоже, его убили во второй половине дня, – пояснил Верну. – И ни одного свидетеля. Такая бойня в церкви – и никто ничего не видел. Надо думать, днем здесь никого не бывает.
Волокин и Касдан подошли к телу. Верну простер руку:
– Стойте. Не то наступите на самое главное.
Оба сыщика замерли. У их ног на черном паркете виднелась кровавая надпись:
Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал[11].
Фраза была дугой развернута к нефу, словно предназначалась верующим, которые соберутся в церкви. Волокин подавил дрожь. Тот же почерк, что и в квартире Насера. Округлый. Старательный. Как из прописей. Детский почерк.
– Значит, серия, – пробормотал Верну у них за спиной. – Хренова серия.
Касдан обернулся к нему:
– Что-нибудь удалось найти?
– Пусто. Но есть новость и похуже.
Волокин подошел поближе. Ему хотелось узнать, что могло быть «похуже».
– Мне звонили, – прошептал Верну. – Пытались давить на меня.
– Кто?
– Контрразведка. Служба госбезопасности. Говорят, это их дело. Уже произвели обыск у Гетца.
Касдан и Волокин понимающе переглянулись: жучки.
– Они заберут у меня расследование, – продолжал Верну с холодной яростью. – И я, черт побери, даже не узнаю почему. А все-таки я с самого начала был прав: за всем этим стоит политика.
– Уж скорее похоже на ритуальные убийства, – заметил Волокин.
Верну взглянул на него. Отер лицо ладонью и обратился к Касдану: