Но она все не приходила. Свистели пули. Шумел дождь. А я все еще был жив. И тогда до меня дошло. Я – часть Божьего замысла. Он карал нас, но он и давал мне возможность осуществить Его отмщение. Передо мной тело Касдана. Его документы помогут мне бежать и найти спасение под чужим именем. Я обыскал труп. Нашел бумажник. Там было все, что нужно. Удостоверение личности. Военный билет. Семейные фотографии. Все. Забрав документы, я оттащил тело в сторонку. И только тогда начал отстреливаться. Но я стал другим. Я уже не был ни Этьеном Жюва – это мое настоящее имя, ни Лионелем Касданом. Я стал никем. Только вооруженной дланью. Орудием Господним, готовым нанести удар. Уничтожить двух психов, из-за которых мы угодили в этот ад.
В тот день в засаде погиб лишь один человек. Касдан. С нашей стороны. О противнике мы ничего не знали. Мятежники растворились в дожде. Мы их даже не видели. Всем приходило в голову, нет ли крупицы правды в этих разговорах о колдовстве. Об одержимых воинах, способных становиться невидимыми. Мы вернулись в лагерь. Погребли тело Касдана. Хранить его при такой жаре и влажности нечего было и думать. И поставили точку.
Лефевр и Форжера словно обезумели. Они не желали ни возвращаться в Кутабу, ни просить о подкреплении. Им хотелось поджечь джунгли. Раздавить мятежников. Пытать их сообщников – крестьян. Чтобы целая страна заплатила за наше унижение! Да и солдаты были готовы на все. К тому моменту безумие охватило всех. Нас терзали голод, страх и лихорадка. А гибель Касдана только подстегнула наше остервенение…
Мы выступили из лагеря. У капитана и лейтенанта была цель. Нечто вроде диспансера. Госпиталь в джунглях, якобы поддерживавший мятежников, в полудне ходьбы. Когда мы туда пришли, то увидели саманный домик, а внутри – больных детишек, лежачих больных, беременных женщин. Всех вывели и подожгли диспансер. Потом оба мерзавца «допросили» женщин и детей. Пленники на ногах не держались. Их бинты размотались. Открытые раны привлекали мух. Просто жуть. И они ничего не знали. Вопили от страха. Тогда Форжера стал подталкивать детишек к огню. Они кричали. Не хотели бросаться в пламя. Форжера подгонял их, стреляя по ногам. Кошмар продолжался весь день. В конце концов всех больных сожгли заживо. Тех, кто не мог идти, волокли по земле и бросали в костер, как трупы.
Когда все кончилось, наступила тишина. В горле стоял привкус пепла. И стыд. Лефевр и Форжера чувствовали, что теряют контроль над нами. Назревал бунт. Им надо было удержать нас в этом бреду. И нас повели в другую деревню. Там остались только женщины и дети. Мужчины разбежались: ночью мятежники пугали их не меньше, чем французская армия днем. Тогда офицеры приказали нам «расслабиться» с женщинами и девочками… Рядовые так и сделали. Как будто хотели еще больше увязнуть в этой грязи. Отомстить неграм, которые превратили нас в чудовищ.