– Моно… что?
– В нашем представлении Иисус Христос не был человеком. Он – Сын Божий, то есть его природа исключительно божественная.
Верну хранил молчание. Касдан улыбнулся. Его всегда забавляло потрясение, которое вызывало в людях знакомство с миром армянской культуры. Его обычаями. Его верованиями. Его отличительными особенностями. Хмурый полицейский вытащил блокнот. Проповеди ему осточертели.
– Ладно. Жертву звали… – Он сверился с блокнотом. – Вильгельм Гетц, верно?
Саркис, скрестив руки на груди, кивнул в ответ.
– Это армянское имя?
– Нет. Чилийское.
– Чилийское?
– Вильгельм не принадлежал к нашей общине. Три года назад наш органист вернулся на родину. Мы искали ему замену. Музыканта, который мог бы также быть регентом хора. Кто-то посоветовал мне Гетца. Органист. Музыковед. Он уже руководил несколькими хорами в Париже.
– Гетц… – с сомнением повторил Верну. – Не слишком-то похоже на чилийское имя…
– Имя немецкое, – вмешался Касдан. – Многие чилийцы – немецкого происхождения.
Капитан нахмурился:
– Нацисты?
– Необязательно, – улыбнулся Саркис. – Насколько я знаю, семья Гетца обосновалась в Чили в начале двадцатого века.
Капитан постукивал по блокноту фломастером.
– Что-то я не пойму. Он чилиец, вы армяне – что у вас общего?
– Музыка. – Касдан помолчал и добавил: – Музыка и изгнание. – Мы, армяне, сочувствуем беженцам. Вильгельм – социалист. Он подвергся репрессиям при Пиночете. Мы стали его новой семьей.
Верну продолжал записывать. Как видно, происходящее не слишком ему нравилось. Но в то же время Касдан чувствовал, что тот готов взяться за расследование.
– В Париже у него была семья?
– Кажется, нет. Ни жены, ни детей… – Саркис задумался. – Вильгельм был человек замкнутый. Очень скрытный.
Мысленно Касдан попытался набросать портрет чилийца. Два раза в месяц, по воскресеньям, он играл на органе во время службы и каждую среду репетировал с хором. Друзей в руководстве собора у него не было. Лет шестидесяти, худощавый, тихий. Призрак, скользивший вдоль стен, сломленный пережитыми страданиями.
Армянин прислушался к тому, что говорит Верну:
– Кто-нибудь имел на него зуб?
– Нет, – сказал Саркис, – не думаю.
– Может, политика? В Чили у него остались враги?
– Хунта пришла к власти в семьдесят третьем. Гетц приехал во Францию в восьмидесятых. Срок давности ведь истек? И военная хунта уже много лет не правит Чили. А Пиночет недавно умер. Все это – древняя история.
Верну продолжал писать. Касдан прикинул, каковы шансы, что дело останется у капитана. Вообще-то прокуратура должна передать расследование уголовному отделу, разве что Верну удастся доказать, что у него уже есть серьезные зацепки и он быстро раскроет убийство. Касдан готов был поспорить, что так оно и выйдет. По крайней мере, он на это надеялся. Гораздо легче манипулировать этим тяжеловесом, чем своими бывшими сослуживцами по уголовке.