Священник побледнел. Волокин проявил великодушие:
– Такова процедура. Мы обязаны допросить всех лиц из окружения Вильгельма Гетца, у которых есть судимости.
– У Сильвена нет судимостей.
– Потому что он несовершеннолетний. – К Воло возвращалась уверенность в себе. – Послушайте, святой отец, я работаю не в уголовке, а в отделе по защите прав несовершеннолетних. Меня направили сюда, потому что я умею разговаривать с мальчишками. Особенно с трудными. Так что позвольте мне несколько минут поболтать с Сильвеном, и все будет в порядке.
– Я… Ладно. Хорошо. Но позавчера уже приходил один полицейский и…
– Я знаю. Лионель Касдан. Мы работаем вместе.
Успокоившись, священник простер руку в глубину церкви. В полумраке русский разглядел мальчишек, которые цепочкой спускались с галереи. Он тут же узнал Сильвена Франсуа. Или решил, что узнал. Рыжий, с подстриженными ежиком волосами, он был на голову выше других. Казалось, он прожил больше лет. Глухих, порочных лет, каждый из которых стоил двух или трех.
– Сильвен тот, что…
– Ладно, – бросил Воло. – Я его узнал. Где бы нам поговорить?
Через несколько минут Седрик Волокин сидел напротив рыжего мальчишки в тесном кабинете, похожем на телеграфную будку начала двадцатого века. Над деревянным столом низко нависала голая лампочка. В углу бумаги, распечатки: приглашения на мессы, призывы к молитве, украшенные скверными фотографиями и набранные устаревшим шрифтом. У Волокина мелькнула мысль о запустении и изоляции католической веры, затем он сосредоточился. Потом вынул пачку «крейвен» и предложил сигарету парнишке.
Сильвен Франсуа, настороженно замкнувшийся в своей скорлупе, взял сигарету, как волк выхватывает протянутое ему мясо. Они сидели за маленьким столиком друг против друга, так что их лица едва не соприкасались.
– Давно поешь в этом хоре?
– Два года.
– Полный отстой?
– Да нет, терпимо.
Парнишка уклонялся от любого общения. Воло отметил про себя, что Сильвен Франсуа носит обувь сорокового размера. Значит, он не мог быть одним из убийц. Однако русский чувствовал, что из этого разговора может выйти толк.
– Вильгельм Гетц сегодня не пришел. Ты знаешь почему?
– Его убили. Все только об этом и говорят.
Парень глубоко затянулся. Волокин присмотрелся к нему получше. Черные глаза, очень белая кожа, какая часто бывает у рыжих, со следами от угрей, которые придавали ему нездоровый вид. Ежик волос охватывал голову словно обруч. Обруч, чтобы держать мысли в узде.
За этим лицом Воло видел нечто иное. Совершенно особую мозговую географию. Он читал книги о функциональных участках мозга: зоны, отвечающие за органы чувств, речь, эмоции… Эти зоны определяет воспитание. Их место. Площадь, которую они занимают в мозгу. Русскому вспомнилась фраза одного специалиста: «Если бы ребенка-волка, найденного в девятнадцатом веке в Авероне, можно было бы протестировать с помощью современного оборудования, несомненно, не удалось бы выявить ни единой зоны, характерной для человеческого мозга. Но зато его мозг оказался бы близок к волчьему, если действительно именно это животное занималось его воспитанием. Обонятельные тесты показали бы, что обширная территория его коры отвечает за эту способность…»