– Чем ты занята, Бенедикта? Уже так поздно! Ты поешь, словно в ожидании возлюбленного, и расчесываешь волосы, словно готовишься к празднику. И это всего три дня спустя, как я, брат твой во Христе и единственный друг твой, оставил тебя в скорби и отчаянии. А теперь – что вижу я! – ты счастлива, счастлива, словно невеста.
Она встала, и на лице ее промелькнула радость оттого, что она видит меня снова. Она наклонилась к моей руке и поцеловала ее. Лишь после этого она подняла глаза и посмотрела мне в лицо. И… отшатнулась с возгласом ужаса, словно увидела не меня, а исчадие ада!
Но я удержал ее и спросил:
– Ответь мне, почему ты прихорашиваешься, ведь уже ночь. И ответь, почему ты выглядишь так, будто очень счастлива. Неужели тебе хватило всего лишь трех дней, чтобы пасть, пасть низко? Теперь ты – наложница, а Рохус – твой любовник?
Она стояла и смотрела на меня, застыв от ужаса. – Где ты был и почему ты пришел сейчас? – спросила она меня. – Ты выглядишь так, словно тяжело болен! Умоляю тебя, святой отец, сядь и отдохни. Ты так бледен… тебя всего трясет, словно в лихорадке. Сейчас я дам тебе выпить что-нибудь горячее, и ты почувствуешь себя лучше.
Взглядом я заставил ее замолчать.
– Я пришел не для того, чтобы отдыхать, и не для того, чтобы ты за мной ухаживала, – произнес я. – Сейчас я здесь по велению Господа нашего. Отвечай же, почему ты пела?
Она ответила мне невинным взглядом агнца и сказала:
– Потому что, забыв на мгновение, что ты теперь далеко, я была счастлива.
– Счастлива?
– Да… Он был здесь…
– Кто? Рохус?
Она кивнула.
– Он такой добрый, – сказала она. – Он сказал, что попросит своего отца встретиться со мной, а потом тот, может быть, возьмет меня в свой дом и даже попросит его преосвященство снять проклятие с моего имени. Правда, это замечательно? Но тогда, – добавила она, и голос ее внезапно изменился, и глаза опустились долу, – ты уже, наверное, не сможешь больше защищать меня. Все это потому, что я бедна и у меня никого нет…
– Что я слышу! Он уговорит отца, и тот возьмет тебя под свое покровительство? И приютит тебя в своем доме? Тебя, дочь палача? Он, этот молодой мерзавец, противный Господу и слугам Его, вдруг возвращается в лоно Святой Церкви? О ложь! Ложь! Подлая ложь! О Бенедикта, несчастная, обманутая Бенедикта! По улыбке твоей и по слезам твоим я вижу, что ты веришь чудовищной лжи этого подлеца!
– Да, – сказала она торжественно, гордо вскинув голову, словно стояла пред священным алтарем, – я верю ему.
– На колени тогда! – вскричал я. – И возблагодари Господа за то, что послал Он одного из избранных своих спасти твою душу от вечных мук ада.