Как сейчас вижу перед собой его круглое приветливое лицо, ладную фигуру в кожаном пальто, слышу мягкий, но точный выговор.
Семнадцатилетним юношей Николай Эрастович участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, командовал полком в боях у озера Хасан… В 1937 году он был по клеветническому навету осужден и только накануне войны получил свободу.
Я много раз общался с Николаем Эрастовичем; получал от него задания, докладывал оперативную обстановку, выполнение… Ни разу ни словом, ни намеком я не слышал от генерала сетований, упреков или жалоб на органы, что с иными командирами отнюдь не было редкостью. Подобно К. Рокоссовскому, он считал случившееся с ним до войны досадным недоразумением и не считал возможным раздражаться по этому поводу или, тем более, мстить. С большим доверием он относился к офицерам «Смерш» армии.
Его личное отношение к солдатам и офицерам, ведущим тяжелые, кровопролитные, для многих последние бои, было душевным, даже, если позволите, ласковым. Навсегда запомнилась мне его речь перед командирами полков и дивизий армии, собранными накануне битвы за Берлин:
— Надо беречь людей как зеницу ока, продумать все детали операции, с тем чтобы потери были минимальны.
— Товарищи! — призывал Берзарин, — перед боем надо обласкать солдата.
Забот в поверженном Берлине у Берзарина было много. Во многие, самые разные вопросы он вникал, искал решения, вступал в полемику, требовал…
«После захвата Имперской канцелярии мы поехали туда с генерал-полковником Н.Э. Берзариным, членом военного совета армии генерал-лейтенантом Ф.Е. Боковым и другими участниками штурма, чтобы убедиться в самоубийстве Гитлера, Геббельса и других руководителей гитлеровцев».
«Уже 14 мая военный комендант Берлина генерал-полковник Н.Э. Берзарин вместе с новой дирекцией метро открыл движение по первой линии метрополитена, а к концу мая было введено в эксплуатацию пять линий метрополитена общей протяженностью 61 километр».
«19 мая состоялось торжественное учредительное собрание берлинского магистрата, на котором Н.Э. Берзарин выступил с докладом о политике советских властей в Берлине…»
«25 мая по приказу Н.Э. Берзарина была разрешена организация городской полиции, суда и прокуратуры». Это лишь несколько строк из книги воспоминаний Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления».
Можно себе представить широту вопросов, решаемых Берзариным, и представить, какой всесторонней глубокой подготовки и проработки они требовали.
…Помню, что меня, как офицера «Смерша», поначалу коснулись вопросы поисков следов фюрера, Бормана, некоторых других фашистских главарей. Вскоре, однако, эти дела были перепоручены специальным оперативным подразделениям.