Молчавший дед Игнат, хоть и с интересом вслушивавшийся в разговор, однако недовольный тем, что забыта и бутылка, произнёс:
— Обомнётся, дело семейное, не горюй. Ну-кось, по маленькой.
— А ты, — повернулась к нему тётка Варвара, — хоть словечко по деревне пустишь, смотри у меня!.. У тебя ведь с бабьей работой и привычки бабьи объявились, есть грешок — посплетничать любишь. Сваха бородатая!
— Эх, Варька, Варька! Да разве я?.. Язык у тебя, ей бо, пакостней не сыщешь.
— Ладно. У человека — горе.
— Я ему друг или нет? Ты мне скажи: кто я тебе?! — У деда уже стал сказываться хмелек.
В синее вечернее окно осторожно стукнули с воли.
— Кто это там? Не твои ли, Фёдор? Мои-то гости по окнам не стучат, прямо в дверь ломятся. — Тётка Варвара поднялась, через минуту вернулась и кивнула коротко Фёдору: — За тобой, иди.
У окна, прислонившись головой к бревенчатой стене, стояла Стеша. И хотя вечер был тёплый, она зябко куталась в свой белый шерстяной полушалок.
Ни слова не обронили они, торопливо пошли прочь от председательского дома. И только когда завернули за угол, скрылись от окон тётки Варвары, оба замедлили шаг. Фёдор понял — сейчас начнётся разговор. Он поднял взгляд на жену. С лица у неё сбежал румянец, глаза красные, заплаканные, но в эту минуту блестят сухо.
— Водочку попиваешь? В гости ушёл? А та и рада… Жаловался ей, поди? Знал, кому жаловаться. Варваре! Она, злыдня, нашу семью живьём съесть готова. Она научит тебя!..
Стеша, закусив зубами край шерстяного платка, беззвучно заплакала.
— Плачь не плачь, а тебе одно скажу, — сурово произнёс Фёдор, — жить я в вашем доме не стану. Или идём вместе, или… один уйду. Подальше от твоих. Вот моё слово, переиначивать его не буду.
— Она! Она, подлая! У-у, горло бы перегрызла! Собачье отродье! Мало ей, что по селу нас позорит, жизнь мою разбить хочет. Из-за чего?.. Что злого мы ей сделали? Я-то ей чем не потрафила?
— Её винить нечего. Она тут ни при чём. Ошибся я, что согласился к вам переехать. Стеша… уедем… В селе, при МТС, жить будем.
— Никуда не поеду! Чем тебе здесь худо? Уж кроме как своей работы, и заботы никакой нет. Плохо ли живёшь? Хозяйство, усадьба… А там садись-ко на жалованье…
— Стеша, чего жалеешь? Нужно — и там всё будет.
— Зна-а-ю… Да и что говорить! Нельзя мне ехать от дому. Ты б поинтересовался, когда… Души в тебе столько же, сколь у злыдни Варьки совести!.. Сегодня на работе голова закружилась, рвать стало… Мать ощупывала. Куда я с ребёнком-то от дому поеду? От матери к няньке чужой… От добра добра не ищут, Феденька-а…
Стеша плакала. Фёдор молчал.