— Я говорю, — повысил голос Степан Тихонович, — что среднего вы уровня человек. А теперь у нас жизнь должна пойти вот на каком уровне! — И он поднял над притихшим залом зажатую в руке газету.
— Факты нужны, факты, — бросил из президиума реплику Молчанов.
На предыдущих конференциях и пленумах Неверов и Молчанов обычно всегда прибегали к репликам, когда им не нравилось чье-нибудь выступление и им нужно было рассеять невыгодное впечатление, которое оно могло произвести на слушателей, а заодно и сбить с тона оратора, смутить его, заставить растеряться. И нередко это им удавалось. Казалось, что и на этот раз реплика Молчанова сделала свое дело. На какое-то мгновение Степан Тихонович затосковал на трибуне и обвел глазами зал, как бы ища поддержки. Но тут вдруг раздался голос из глубины зала:
— Можно и факты…
Все оглянулись. В президиуме Неверов скрипнул стулом.
По проходу небыстрой походкой шел к трибуне Еремин. В руке у него, как у всех в этот день, была газета. В пути он разминулся со Степаном Тихоновичем, который поспешил уступить ему место на трибуне.
В фигуре и во всем внешнем облике Еремина не было ничего внушительного — смуглый, худощавый парень, — не то что у Молчанова, который имел прямо-таки величественную осанку. И голос у Еремина был ничем не замечательный — обыкновенный, с некоторой даже застенчивостью, тенорок. Услышав его, трудно было поверить, что Еремин командовал на фронте ротой.
Но опыт уже научил людей разбираться в том, что осанка и генеральские нотки в голосе — не самое главное в оценке качеств руководителя. Очень часто ведь неброские по внешности люди и оказываются талантливыми.
За это время в колхозах успели узнать и оценить Еремина. С ним можно было говорить откровенно, и он не прятался за чью-либо спину, когда к нему обращались за советом. У Еремина было свойство, которое больше всего ценят люди: он умел прямо смотреть в лицо фактам, и уши его не были заткнуты ватой. Он мог увлечься человеком. То откроет в районе интересного пчеловода, изобретателя высокопродуктивного улья. То заедет на полевой стан к трактористам и живет у них три, пять дней, пока не узнает всех и все их заботы. Или же после какого-нибудь совещания в районе поведет к себе на квартиру двух — трех председателей колхозов, агрономов и сидит с ними в разговоре, пока не начнется по станице предрассветная петушиная побудка.
Он был неравнодушен к людям. Вот почему так притих зал, когда увидели его на трибуне.
— Можно и факты, — повторил Еремин.
И своим негромким тенорком он рассказал конференции то, о-чем уже знают читатели. Закончил он так: