В прошлом году кировцы собрали на круг по двадцать центнеров пшеницы с гектара. От продажи винограда выручили миллион. Трудодень в колхозе потянул на четыре килограмма зерном и на десять рублей пятьдесят копеек.
И вдруг орел опустил крылья. Давно не слышно, чтобы Степан Тихонович выступил с чем-нибудь новым. На пленумах теперь больше отмалчивается. Сидит, наклонив голову и полузакрыв веки, — не то слушает, что говорят, не то дремлет.
И колхоз имени Кирова с первого стал перемещаться на второе и третье место в районе.
Нельзя сказать, чтобы Степан Тихонович совсем упал духом. Он еще иногда воспламеняется. Но тот, прежний Степан Тихонович, и этот — два разных характера. Бывало, встречая противодействие своим начинаниям, он только больше наливался силой. Сейчас быстро гаснет. Устало поведет глазами как-то вкось, в сторону и, не договорив, на полуслове сядет. Начатое не доводит до конца.
Тот, кто работал в районе сравнительно недавно, искренне недоумевал: что за причина? Другие, умудренные опытом не одного года жизни в районе, не удивлялись и помалкивали. Но за их молчанием как будто стояло что-то недоговоренное. И в их взглядах читалось: «Так мы и предполагали, для нас это не новость. Причина? Все та же. Мы ее знаем».
Что они знали?
Для этого надо познакомиться с руководителями района: первым секретарем райкома Неверовым и председателем райисполкома Молчановым.
* * *
В районе нет человека, который бы так обстоятельно знал экономику всех колхозов, как знает ее Неверов. Непостижимо, как можно удержать в одной голове: сколько и каких в каждом колхозе посеяно культур, сколько и каких пород имеется коров, лошадей и овец и какая среднегодовая выработка на трактор была по району за все минувшие восемь послевоенных лет, какой был урожай в разрезе колосовых и в разрезе пропашных, сколько надоили молока, накачали меду, законтрактовали телят, — и все это знать наизусть, не спутав, не смешав с сотнями других цифр по всем отраслям в разрезе района, МТС и каждого колхоза.
Никто не скажет, что Неверов только отбывает часы в райкоме. Ночь. Давно уже спит станица. И только два окна в райкоме желтеют. Дремлющий через улицу на ступеньках сельпо сторож недовольно жмурится в полосе света, встряхивая головой, удивляется: «Какая неволя заставляет человека ерзать в такой час по стулу? Шел бы лучше домой, к жене. Сам не спит и ей не дает. Тоже, должно быть, то и дело приподнимает голову от подушки, поглядывает на райкомовские окна. Нет хуже быть женой начальника».
Но что же такое важное удерживает Неверова в райкоме? С умным, что ли, человеком — с агрономом, с трактористом или с председателем колхоза никак не может расстаться? Может быть, интересное письмо получил и растроганно протирает очки: «Что за люди выросли в районе, как по-государственному рассуждают, какие мудрые делают выводы». Или просто засиделись у секретаря после заседания члены бюро и говорят, спорят, никак не могут поставить точку? Бывает иногда, что после бюро, на котором резко разошлись мнения, оценки фактов, и начинается самое интересное, поучительное. Не все то скажешь в деловой, обязывающей к сдержанности обстановке официального заседания, что́ можно высказать в товарищеском разговоре, который не найдет отражения в протоколе. Сколько во время этого разговора будет сказано умных, прямых, порой обидных, но справедливых слов друг другу! Сколько сломано копий, выкурено пачек «Беломора»!