А наша дружба с Аркадием, наоборот, делалась все мельче. Мы попрежнему вместе охотились и собирались у Игната Игнатовича, но уже не было у нас задушевных разговоров… Да и по деловым вопросам я с ним разговаривал все реже и реже…
То, что ослабела наша дружба, меня не огорчало. Появились у меня к этому времени новые друзья — и в нашем районе и в соседних. Появились новые интересы и радости…
И нарастала моя новая печаль… Она… Настя… Правда, стала она со мной попросту, по-дружески разговаривать. Иной раз и пошутит и посмеется… А все не замечаю в ней ни интереса к себе, ни какой особой сердечности. Иной раз подумаешь: по справедливости, и неоткуда еще быть этому интересу. А другой раз думается: как же она не видит, что перевернуло меня, что я еще такое сделаю, какое другим не снится, и что… что она для меня… одним словом…
Неужели не видит, не чувствует, не замечает? Если видит, не может она не откликнуться… Может, видит, чувствует, да не подает виду, как это водится у девушек?
Слежу за ней и понять не могу. Чуть начнешь намекать — поглядит, как на чужого, одним взглядом язык к нёбу приморозит.
А вот один случай получился такой. Упал я на повороте с мотоцикла, не сразу очухался. Открываю глаза и вижу: наклонилась Настя и смотрит на меня с тревогой, так, как на своего человека смотрят… Как на дорогого… Увидела, что глаза я открыл, сразу встала.
И вот я все думаю, все думаю, отчего она на меня так посмотрела? Или просто испугалась, что я сильно разбился?.. Или… Может или нет девушка так посмотреть на чужого, ненужного ей человека, просто из одного испуга?
Ему было жарко, душно. Он поднялся и опустил окно. Оно скользнуло вниз с резким стуком. Пока ночная степь была отгорожена стеклом, она казалась неподвижной, безмолвной, монотонной, черной.
Но вот стекло опустилось, и плотный ветер ворвался в купе. В нем была свежесть октябрьских ночей. Чуть заметный запах паровозной гари почему-то смешивался с легким запахом арбуза. Стремительно летела над степью луна, мелькая за темными телеграфными столбами.
Откуда-то доносилась перекличка паровозов. Они гудели призывно, обрадованно, словно были старыми друзьями и праздновали свою нежданную ночную встречу…
Алексей Алексеевич молчал. Но его история не была закончена.
— Вы не рассказали, что же случилось с вами тогда, в Кремле…
Алексей Алексеевич смущенно усмехнулся и сел.
— Да что же случилось?.. Говорил я вам, что лето было сильно засушливое, а осенью рано стало морозить и сильно выбивало хлеб ветрами. Мы на своих полях благодаря раннему качественному севу да благодаря засухоустойчивым твердым сортам собрали на круг по 15 центнеров с гектара… Не так уж как будто много, но по такому засушливому году хорошо! А соседи едва натянули по восемь — девять центнеров… Надо сказать, что у нас и подсолнух и кукуруза уродились хорошо… На подсолнухе колхозы наши взяли доходу самое меньшее по двести тысяч. А с кукурузой мы в этот год так вышли из бескормицы, как не выходили и в лучшие годы…