Поскольку отец большую часть времени проводил вне дома, в трудах и заботах, воспитание детей (а в семье, кроме Николы, росли младшие Найдан и Ристосия) оказалось полностью в руках матери. Неграмотная, как и большинство сербских женщин середины XIX в., Петрия Пашич тем не менее обладала острым умом и житейской мудростью. Её влияние позитивно сказалось на развитии всех троих чад, но особо благотворную роль она сыграла в становлении старшего сына. Рассудочность и терпеливость, поистине культовое отношение к семье и близким – все эти качества он воспринял от матери. Петрия умерла в 1870 г., когда её первенцу было двадцать шесть. Успев, в отличие от младшей сестры, до дна испить чашу материнской любви, он на протяжении всей жизни платил ей тем же. Его дочь Дара вспоминала, что «отец всегда с величайшим пиететом относился к памяти покойной матери…»[22]. Кстати, именно после её смерти, в знак траура, он и отпустил знаменитую «пророческую» бороду.
Пронизанная вниманием и уважением друг к другу атмосфера семьи, здоровая и консервативная обстановка глубинки, в которой прошли детство и отрочество Пашича, способствовали его гармоничному развитию – он рос физически и психически крепким человеком. Особое значение имело то, что жизнь семейства протекала как бы на стыке города и села. Его глава, кроме ремесла и торговли, занимался ещё земледелием, владея нивами и виноградниками в окрестностях Заечара. Такое сочетание городских занятий и чисто крестьянского труда было в те времена в Сербии явлением типичным[23]. Патриархальная, почти сельская среда, таким образом, являлась тем социальным фоном, на котором шло формирование личности Пашича.
Именно сербское село как сообщество свободных и равных сограждан, со своим устоявшимся укладом жизни и традиционной этикой, придавало ему уверенность и устойчивость. С ранних лет оно раскрывало перед ним отлаженный веками механизм общинного самоуправления, опираясь на который шумадийский крестьянин только и смог освободиться от турок в начале XIX в. Воспоминания же о недавнем прошлом на заре юности Пашича были свежи, поскольку оставались в живых непосредственные участники эпопеи Карагеоргия и Милоша[24]. По замечанию одного из самых проницательных современников – итальянского графа Карло Сфорца, «Никола Пашич имел великое счастье провести своё детство в прямом контакте с миром, который уже через одно-два поколения стал для многих принадлежностью легенды»[25]. Из общения с ним у подростка и зародилось сперва весьма смутное, но постепенно становившееся всё более осмысленным желание достроить то, «что отцы не достроили», а именно – всесербский национальный дом (смотри эпиграф).