Кульминацией борьбы КДК с правящими сербиянскими[162] партиями стали события весны-лета 1928 г. По воспоминаниям С. Милосавлевича, «фракция Радича и Прибичевича… устроила бешеную обструкцию в Народной скупщине, походившую в тот момент на деревенскую пивную, в которой народные избранники ругаются самыми грязными уличными ругательствами, грозят друг другу, или даже дерутся»[163]. В конце концов, 20 июня депутат от НРП П. Рачич в ответ на оскорбления открыл стрельбу по депутатам ХКП, из которых двое было убито, а двое ранено. Впоследствии после осложнения от полученного ранения скончался С. Радич, что стало предлогом для его партии объявить политический и социальный бойкот Сербии.
Таким образом, сбылись произнесённые незадолго до происшествия в парламенте слова Александра, в которых содержались и пессимистический прогноз развития ситуации в стране, и его антипарламентское кредо: «Постоянно говорится, что стране нужен демократический парламентский режим. А этот режим навязывает нам не только выборы и агитацию, но, как мы видим, и другие трудности и негативные явления. Вам бы следовало объяснить вашим коллегам в правительстве и всем другим нашим выдающимся политикам, что их деятельность в конечном счете, ведёт страну к хаосу и развалу»[164]. В условиях острейшего государственного кризиса монарх выбрал самый радикальный путь его преодоления. Гордиев узел парламентаризма был разрублен в результате государственного переворота 6 января 1929 г. и установления режима личной власти короля Александра.
* * *
«В первое воскресенье января 1929 г. рано утром король Александр привёл в замешательство свою страну и дал повод европейской печати посвятить заголовки газет прокламации о роспуске парламента и упразднении Конституции. В тот же день он доверил формирование правительства внепартийному кабинету, который представлял разные части страны и был подчинён напрямую королю…»[165]
Манифест живописал отношения подданных и «столь терпеливого в выполнении своих высоких обязанностей» правителя, взывавшего к «моему дорогому народу – всем сербам, хорватам и словенцам», дабы объявить, что «настал час, когда следует устранить посредников между Народом и Королём»[166]. Обозначение паритета одного и другого преследовало цель узаконить суверенные права монарха, равные народному суверенитету. При этом в риторическом плане очевидна преемственность «прокламации» в отношении документов эпохи Первого и Второго сербских восстаний, вожди которых первыми в новой сербской истории пытались использовать для узаконивания собственной власти восприятие массами государства как большой семьи. Поэтому в обращениях к жителям Сербии и к иностранным адресатам «истинно народные правители» Карагеоргий и позднее Милош Обренович представали «благими отцами», «сынов своих всех одинаково любящими», «день и ночь старающимися народ сербский в опасности и по учению блюсти»