– И мои…
Нам не привыкать: каждый из братьев однажды испытал бесчеловечное надругательство над плотью. По доброй воле.
V
Последним нашим приютом стало Поле стрел. Пару веков назад, до выхода к людям единого бога, языческие князья использовали это место для «пытки тучей»: жертв привязывали к деревьям и столбам, вкопанным в землю, а потом лучники давали по ним залп стрелами, предварительно смазанными дерьмом и трупными жидкостями. Кому везло – умирал сразу, иные могли мучиться несколько дней. Всё до сих пор здесь: столбы, стрелы, останки людей. Место это заброшено и среди суеверного люда считается проклятым, за что орден его и полюбил.
Наш дом – это мастерски укрытые подземные тоннели, Серые кельи. Здесь нет никаких удобств, мы неделями не видим солнечного света, только спим и учимся ремеслу убийц и грабителей. Иногда нам выдают скудный паек, к которому, впрочем, все уже привыкли. Каждый из Воробьев высох и отощал, но от постоянных тренировок и упражнений по грязному фехтованию мускулы становятся будто бы деревянными.
Но какой это невероятный труд – оставаться человеком, когда к тебе относятся как к скотине. Нас гуртовали как овец, пока вели сюда, нас кормили павшими братьями по несчастью, нас постоянно били, унижали и неустанно рассказывали об ужасах мира вокруг. В нас видели животных, и мы стали ими.
От изначального «стада» осталась лишь треть, и выжившие только радовались тому, что их становится меньше, потому что труп – это всегда мясо к обеду.
Но сегодняшний день должен вознести нас на новую ступень. Сегодня Воробьи станут Дроздами-Рябинниками.
Об этом без подробностей сказал Игумен, что явно не сулило ничего хорошего.
Один из старших – Пустельг – сообщает, что уже вечер. Нас всех собрали в большом гроте. Должно быть, мы сейчас выглядим толпой страждущих грешников в аду: голые, грязные, тощие, такие жалкие в неверном рыжем свете факелов. А Игумен наш – Дьявол. Возле старика на утоптанном земляном полу стоит огромный кувшин, а рядом стопка глиняных плошек; в левой руке у него зловеще поблескивает кривой нож-полумесяц. Справа от него стоит брат Пустельга с пером и чернильницей, брат слева неуютно суетится, должно быть, готовится раздавать нам глиняные плошки.
– Подойдите, мои маленькие братья! – громко шепчет, почти шипит Игумен. – Пора сбросить старое оперение и обернуться, взойти на новую ступень. Подойдите!
Братья слушаются. Они осторожно подходят по одному, и Пустельга из кувшина наливает в плошки белую, похожую на молоко жидкость.
– Пейте! – командует Игумен, и мы не смеем ослушаться.