Конечно, все были влюблены в Масолю, она была так красива и породиста. Я так и вижу ее во дворе лагеря, залитую солнцем, в голубом платье, сшитом мною из полога, в котором все вы лежали маленькими. Мы всегда старательно мылись и содержали в чистоте свои пожитки, так что Масоля всегда выглядела нарядной и выделялась среди остальных. Ее все любили за веселый и приветливый нрав. Впрочем, некоторые ревновали. Меня беспокоило ее здоровье, которое после всего перенесенного значительно ослабло. Раз она слетела со всей высоты лестницы, ведшей в подвал, ушибла локоть, который долго болел. Как-то я пыталась о ней поговорить с нашим доктором, в частности о некоторых ненормальностях в ее организме, но он самым бессовестным образом заключил, что она просто беременна. Я ответила, что она – девица и не замужем, на что он возразил, что это мои иллюзии, а она, мол, живет со всеми молодыми людьми в лагере. После того я к нему никогда и ни за чем не обращалась. Нам делали всякие прививки, вероятно, как подопытным кроликам, прививая разные болезни.
Мне приходилось вставать ночью, чтобы проверять наших девиц. И тогда часто я видела дежурных заключенных, обязанных поддерживать огонь всю ночь. Иногда они дремали, сидя на скамье, а иногда, чтобы не заснуть, ходили взад и вперед. В их числе я заметила одного высокого худого студента с усталым лицом. Раз я узнала его в ночном дежурном. Он сидел сгорбившись и уныло опустив голову. Было что-то патетичное в его позе. Я спросила, не клонит ли его ко сну. Он ответил, что нет, и вообще не мог бы спать из-за мыслей. Я спросила, не хочет ли он что-либо почитать, чтобы скоротать время. Он обрадовался, сказав, что давно ничего не читал. Он спросил, много ли у меня книг, но я сказала, что только одна, и ушла за маленьким Евангелием из тех, что мне принесли для раздачи. Я спросила, читал ли он его когда-либо. Он ответил отрицательно и взял его, а я ушла спать. Позднее, когда я видела его на дежурстве, то замечала, что он часто был погружен в чтение, но старалась не отвлекать его разговорами. Через какое-то время увидела во дворе партию заключенных, подготовленную для перевода, среди них был и студент. Он отвел меня в сторону и спросил разрешения взять с собой Евангелие. После полученного согласия он признался, что был атеистом и даже радовался революции, но вскоре все потерял. Его арестовали и стали таскать по тюрьмам, отчего он ожесточился и считал это несправедливостью. Когда он получил Евангелие, то сначала не хотел его читать, но начал от скуки, а затем многое понял. «Теперь я могу молиться, как молился в детстве, – сказал он. – Что бы со мной ни случилось, я буду искать помощи Бога». Пока он говорил, вокруг нас ходили и перекликались часовые. Мы думали, что арестантов вот-вот уведут, но почему-то отменили и объявили, что они пока остаются. В эту ночь студент снова дежурил. Услышав мои шаги, он подошел, показал Евангелие и спросил, не тороплюсь ли я. Я выказала готовность поговорить с ним. Мы долго ходили по огромной кухне, и он многое рассказал о своей жизни, о семье, о своих мытарствах, о студенчестве. Я не перебивала его, так как понимала его жажду отвести душу. В конце он сказал: «Я был озлоблен, а теперь благодарю Бога за все и понимаю, что стоило пройти все испытания, чтобы обрести Бога». Мы разошлись на рассвете. На другой день их снова собрали и на этот раз увели, неизвестно куда: в новую тюрьму или на расстрел. Перед уходом он подошел ко мне поблагодарить за Евангелие и порывисто поцеловал мне руку со слезами на глазах. Конвоир закричал: «Равняйсь!», и их увели… Мы смотрели им вслед, пока они не скрылись за воротами, которые за ними заперли. Больше мы его не встречали.