Наш комендант был с нами добр и выпускал в город, когда мог, но мы заметили, что это вызывает зависть других заключенных, которым он не доверял, так что мы старались не злоупотреблять его добротой. Сечени ежедневно ходил на мнимые работы, откуда часто приносил Масоле цветы или еду, но поскольку мы знали его невесту, Елену Константиновну Ифафиус, которая часто его навещала, то мы не придавали значения его знакам внимания, тем более что многие старались сделать ей приятное. Раз в лагере появился фотограф, и комендант захотел сняться группой во дворе лагеря со всеми помощниками и заключенными. Фотографии стоили очень дорого и оказались нам не по карману. Тогда мы не знали, что нашего коменданта скоро сменят. Вероятно, потому-то он и пригласил фотографа. Когда все узнали о его скором уходе, то многие пожалели, так как привыкли к нему. Мне хотелось дать ему что-либо на память, но кроме маленького нашейного образка у меня ничего не было. Когда он пришел проститься, я сказала, что хочу дать ему кое-что, что напоминало бы ему, что Бог близок ко всякому, кто в Нем нуждается, и надела ему образок. Мы были в кухне одни, и я увидела, что его глаза наливаются слезами, и он вдруг сказал: «Благословите меня образом». Я исполнила его просьбу. Он перекрестился и поцеловал образок, пообещав носить его всегда. Масоля потом рассказала, что он зашел к ней, показал образок, надетый под рубашку, и сказал, что будет его хранить и беречь. Мы его поблагодарили за доброту к нам. Видно было, что ему не хотелось уходить. Видно, он предчувствовал что-то неладное, а мы позже узнали, что его сперва понизили, а потом расстреляли. Видимо, он был недостаточно свиреп и обладал еще человеческими чувствами.
Среди заключенных был некто Григорьев: огромный, толстенный, бывший купец, старообрядец и скопец с женским голосом. Он, видимо, сохранил часть денег, так как ему из дома носили каждый день продуктовые передачи и белье. Ему поручили возглавлять рабочую артель, за что у него были преимущества при старом коменданте. Он всегда бранил Масолю за курение, считая это грехом. Она пристрастилась к этому, когда мы голодали в Царском, уверяя, что это помогает переносить голод. Мне же всегда казалось, что лучше было бы на эти деньги покупать еду. Правда, пачка махорки была доступнее скверного черного хлеба. Григорьев приносил ей леденцы, которые были тогда на вес золота, и обещал снабжать ее ими, если она бросит курить. Все его любили, и он всегда был добр к несчастной шпане, которую сопровождал на работы. Он читал им из Святого Писания и старался направить на путь истины. С ним очень подружился Сечени, которому он доставал пропитание.