Рассказывая о нашей первой встрече с Енукидзе, я вспомнила из разговоров с Масолей, что она была у него до своего отъезда дважды. В первый раз просила разрешения на отъезд вместе с мужем в Венгрию и второй – поблагодарить за содействие. Оба раза он был очень любезен. Добралась она до него без всяких затруднений, просто назвав свою фамилию, на что сразу получила разрешение пропустить товарища Голицыну. На территории Кремля ей пришлось побродить в поисках здания суда, откуда ее направили к нему. Во второй раз она также была тотчас пропущена, так как Лап накануне звонил Енукидзе с просьбой ее принять. К нему она прошла сразу, не встретив на территории ни души. Встретившись с ним, она сказала, что могла бы убить его, если бы захотела, так как никто не спросил ее, куда, к кому она идет или как ее имя. Она могла бы назваться кем угодно. Он рассмеялся в ответ. А когда однажды она переходила улицу, то ее чуть не сбил автомобиль, которому она погрозила вслед, а из окна высунулся Енукидзе и крикнул: «Ведь я мог бы вас задавить!» Я же увидела его впервые в театре (кажется, Корша), куда пригласил нас Филибустер. Мы сидели в ложе недалеко от царской, куда вошел высокий человек с двумя детьми, и Филибустер объяснил нам, что это Енукидзе. О детях он ничего не знал. Енукидзе был, как и в последующие разы, в белой блузе и высоких сапогах. Театр был битком набит шумной публикой, порой мешавшей слушать слова пьесы. Енукидзе сел в глубину ложи, а детей усадил впереди. Никто на них не обратил внимания. Пьеса была переводная с французского и хорошо сыграна. Мы очень смеялись, но публика мало что понимала: гоготала, когда не было ничего смешного, и наоборот. Мы только раз были в театре, если не считать вечера у англичан, куда они пригласили балерину с партнером и аккомпаниаторшей. Балерина (не помню ее имени, что-то вроде Гельцер) вышла в длинном вечернем платье и сказала, что в руках она должна держать большой сноп цветов, из которого падают цветы, а она их подбирает, а партнер следовал за ней во фраке и делал вид, что ловит ее, и все это под классическую музыку. Надо сказать, выглядело это как-то неуместно и смешно. Понемногу гости стали переговариваться между собой, а молодежь, которая совсем заскучала, начала смеяться. Вдруг аккомпаниаторша вскочила и сказала, что больше играть не будет, так как никому это не интересно. Танцовщица, разозлившись, уселась в угол, что не помешало ей занять место в первых рядах, когда нам пообещали всех сфотографировать группой. Как только все уселись, танцовщица плюхнулась на пол впереди всех, но фотограф попросил ее отойти назад. Мы потом получили это фото, и я отдала его Гунчику.