Однажды я так сидела за шитьем, и вдруг раздался громовой звонок. Когда я открыла дверь, то увидела автомобиль, а у двери стоял чекист, который спросил, здесь ли живет Николай Голицын. У меня екнуло сердце. Я ответила, что здесь. Тогда, остановившись в пустой зале, он спросил: «Где же он?» «На службе», – ответила я. «А вы кто будете?» – «Его мать». Он как-то вздрогнул вдруг или удивился: «Не может быть! Это неправда!» – «Как это неправда?!» – «Сколько же вам лет?» – «Шестьдесят!» – «Нет, вы не можете быть его матерью». Я ничего не понимала. Тогда он спросил: «А сколько же лет вашему сыну?» Внутренне дрожа, я сказала. «Как его зовут по батюшке?» – был следующий вопрос. Я сказала, что Павлович. Он раскрыл свой портфель и что-то проверил. «А я ищу Николая Сергеевича,[198] которому 80 лет».
У меня как будто камень с сердца свалился, и я невольно воскликнула, что он не здесь живет. Когда же он спросил меня о месте проживания другого Голицына, я сказала, что он раньше жил там-то, а теперь я не знаю, где он. Я поняла, что речь идет о бывшем премьере, который жил в доме с Сабуровыми, этажом выше. Тут я поняла, что невольно выдала человека. Тогда я спросила, зачем им понадобился такой несчастный старик. Он уже пошел к двери, но остановился, обернулся и сказал: «А это не ваше дело. Я вижу, что вы его матерью быть не можете». Он сбежал по ступеням и уехал в автомобиле.
Я вернулась к себе и долго думала, что же я должна предпринять. Предупредить я не могла, чекист наверняка бежал уже к нему по лестнице. Да и куда бы мог скрыться старик? Ведь чекисты его бы из-под земли достали. К Сабуровым идти не хотелось, чтобы не привлекать к ним внимания. Чувство бесконечной благодарности к Богу за то, что, хотя бы временно, опасность миновала Лапа, сменялось чувством вины и ужаса, оттого что я, может быть, предала старика. Наконец пришел Лапушка. Я все ему рассказала. Он сначала побледнел, но, поняв, что это не за ним, сказал, что нужно немедленно идти к Сабуровым или к Екатерине Ивановне Масоловой и узнать, что случилось. Мы пошли. У Сабуровых, конечно, уже знали, что был обыск над ними, но они нас успокоили, сообщив, что старик Голицын уже некоторое время как уехал в Петербург и никто не знал его тамошнего адреса. Однако потом мы узнали, что его арестовали и расстреляли. О последнем мы узнали много позже, и меня мучило сознание, что я его, возможно, предала… Я сказала о своих мучениях на исповеди. Мой духовник сказал мне, чтобы я всегда молилась за упокой старичка, что я с тех пор и делаю.