Когда с вами Бог. Воспоминания (Голицына) - страница 2

Старшая дочь Александры Николаевны, Аглаида Павловна, тоже оставила ценные записи об этом печальном дне:

«Отец был похоронен в Марьино, которое он так любил. Мы все ехали до станции Ушаки в том же поезде, в котором везли гроб с телом. Катафалк ждал на станции, чтобы отвезти его в Марьино. Все крестьяне из соседних деревень пришли на станцию, чтобы встретить этот поезд. Когда они увидели катафалк, они сказали моей матери: „В городе князь принадлежал Вам. Но здесь, в Марьино, он принадлежит нам. И мы сами понесем его до церкви“. И они несли тяжелый гроб 15 километров. Поставили в нашей церкви и отслужили панихиду. Церковь была полна людьми, многие приехали из Новгорода, из Петербурга, присутствовали и крестьяне. Было море цветов, и все украшено разными растениями из наших оранжерей.

<…> Казалось, что все, кто знал отца, его любили и уважали. Даже его политические оппоненты приехали на похороны в Марьино. Они привезли цветы и плакали так же, как и все остальные».

Вспоминая мужа, которого она нежно называла Фрумошкой, княгиня Александра Николаевна отмечает, что он никогда не был снобом, но «дорожил своим именем, как наследием славных предков, служивших России». К себе князь Павел Павлович относился требовательно. С детства воспитанный в строгих правилах, он и своему потомству стремился привить те навыки поведения в обществе и те нравственные принципы, на которых зиждились семейные традиции и общественные устои русской аристократии. Он внушал своим детям, что с того, кому много дано, много и взыщется и что те, кто пользуется по рождению преимуществом своего происхождения, ответственны за свои поступки не только перед собственной совестью, предъявляющей к ним повышенные требования, но, прежде всего, перед своими предками и потомством.

Занималась детьми в основном княгиня Александра Николаевна, ибо супруг ее, обремененный делами не только дворянскими, но и участием в заседаниях Государственного совета, подолгу отсутствовал. Но семейные традиции, нравственная требовательность свято блюлись, и, вспоминая в эмиграции о пережитом, княгиня Александра Николаевна с удовлетворением призналась, какую радость дает ей сознание того, что ее дочери и сыновья «были достойными детьми Фрумошки».

В Марьине князь Павел Павлович, страстный охотник, неизменно появлялся к началу охотничьего сезона. Обычно всем семейством отправлялись в имение Выбити, принадлежавшее князю Борису Александровичу Васильчикову. Собиралось много народа. «Первое сентября исстари у нас считалось днем открытия псовой охоты, как на Западе, – пишет в своих воспоминаниях князь Б. А. Васильчиков, – но в нашей местности это открытие всегда происходило несколько позже, между 5 и 10 сентября. К этому дню обычные участники охот были уже в сборе. В числе их неизменно присутствовал князь Павел Павлович Голицын. Приезжал он со своей небольшой, состоявшей из 10–15 собак, охотой из своего имения Марьино». Князь Борис Александрович особо останавливается на подробностях сборов и приготовлений во дворе перед усадебным домом: «Понемногу выходят из дому его обитатели. Все стараются казаться спокойными, но настроение, вообще, приподнятое, не скрывают своего возбуждения только дети Голицына, их семь штук, и все они уже давно бегают среди охотников, гладят собак и засыпают всех вопросами. Не хватает еще князя Павла Павловича, это, однако, никого не удивляет, так как все привыкли к тому, что общий любимец Павлик всегда всюду опаздывает и объясняет это не тем, что он опоздал, а тем, что другие поторопились. Но он в своей комнате не сидит сложа руки: он, при содействии своего камердинера, занят пригонкой на себя специальной одежды, кинжала и рога; это, как и все, что он делает, делается с чувством, толково, с расстановкой, не спеша, по пословице: „Поспешишь – людей насмешишь“. Наконец вышел и он. Хозяин дает знак, и все охотники, спешившись, берут в руки рога и играют особый „голос“».