Получается, одна из сторон медали важнее, существеннее другой? Трудно ответить на этот вопрос. Да, пожалуй, и вовсе нельзя, но его внутренняя борьба – вот за что может зацепиться психоанализ и добраться до него в то время, когда он отказывается копаться в проблемах своих отношений с другими и когда эти его проблемы действительно где-то далеко. В этом плане до него даже легче достучаться, потому что его отношения с людьми так бесконечно хрупки, что он тревожно избегает касаться их. Но по объективным причинам в процессе лечения следует затронуть в первую очередь внутрипсихические факторы. Мы видели, что они многими путями вмешиваются в его внешнюю тенденцию, высокомерную мстительность. Нам сложно фактически понять размах его высокомерия, не приняв во внимание его гордости и ее уязвимости, или понять силу его мстительности, не учитывая его потребность в самозащите от ненависти к себе, и т. д. Но наш следующий шаг это не только отягчающие обстоятельства, это факторы, делающие его враждебно-агрессивные склонности компульсивными. Это и есть решающая причина того, что все попытки без обиняков взяться за враждебность будут (и должны быть) неэффективными – бесполезными в сущности. У пациента нет заинтересованности в том, чтобы увидеть ее, и еще больше в том, чтобы ее исследовать, до тех пор пока данные факторы продолжают свое действие (проще говоря, пока он не может ничего с ними поделать).
Например, его потребность в мстительном торжестве точно является враждебно-агрессивной тенденцией. Компульсивной ее делает потребность оправдать себя в собственных глазах. Изначально это не невротическое желание. Он пробует подход издалека, начиная с общечеловеческих ценностей, с того, что должен оправдать свое существование. Но далее потребность восстановить гордость и защититься от скрытого презрения к себе делает это желание императивным. Примерно так же его потребность вечно быть правым и вытекающие из нее высокомерные требования, хотя бы и воинствующие, агрессивные, становятся компульсивными в силу необходимости предотвратить появление любого сомнения в себе и самообвинения. И наконец, широкий диапазон его придирок и поиска виноватых, масштаб его установки на осуждение и наказание по отношению к другим (или, по крайней мере, то, что придает этим установкам компульсивность) проистекают из крайней необходимости экстернализовать ненависть к себе.
Как мы и указывали в начале, мстительность может действовать в полный рост, если не срабатывают силы, обычно ей противодействующие. И здесь также основной причиной бездействия сдерживающих начал являются внутрипсихические факторы. Процесс подавления нежных чувств, начавшийся в детстве и описанный нами как набирающий мощь, был вызван действиями и установками других людей и предназначен для защиты от них. Уязвимость его гордости требует от него быть бесчувственным к страданию и, всячески подгоняя его к этому требованию, достигает высшей точки – требования неуязвимости. Он бы желал давать и получать человеческое тепло и дружбу, но изначально эти чувства пресекались окружением и затем, принесенные в жертву потребности в торжестве, окончательно замораживаются приговором ненависти к себе, и теперь на нем клеймо недостойного любви. Таким образом, по отношению к другим ему, собственно, нечего терять. Как любил повторять римский император Калигула: