Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию (Хорни) - страница 239

Если уж ему приходится работать, он предпочел бы быть фрилансером; но и здесь он сразу ощущает, как его принуждают ожидания других.

Например, дедлайн сдачи в печать, или отправки чертежей, или пошива заказа может давать успокоение смиренному типу, поскольку внешнее давление ослабляет его внутреннее напряжение. Он будет улучшать свою продукцию до бесконечности, если не выставить дедлайнов. Ограничение по срокам позволяет ему быть благосклонным к себе и даже позволяет приложить к делу собственное желание чего-то достичь, сделать что-то, если работа делается для кого-то, кто этого ждет. Для «ушедшего в отставку» дедлайн равносилен принуждению, которое его бесконечно возмущает и может вызвать у него такое сильное бессознательное противодействие, что на него нападут апатия и лень.

Такое отношение к дедлайнам далеко не единственная иллюстрация его общей чувствительности к принуждению. У него подобное отношение к чему угодно, что ему предлагают, просят, требуют, ждут от него, к любой необходимости, с которой он сталкивается, скажем, к необходимости поработать, если хочешь чего-то достичь.

Возможно, самое сложное препятствие для работы – его инертность, значение и формы проявления которой мы обсуждали[81]. Чем больше она захватывает его, тем больше он переносит свою деятельность исключительно в воображение. Неэффективность его работы в результате инертности отличается от неэффективности смиренного типа не только по своим причинам, но и по своим проявлениям. Смиренный тип, которого тянут во все стороны противоречивые надо, трепыхается, как пойманная птичка. «Ушедший в отставку» производит впечатление безразличного, безынициативного, заторможенного физически или умственно. Он может все бесконечно откладывать или должен для памяти записывать в записную книжку все дела. И опять, в ярком контрасте со смиренным типом, картина меняется на противоположную, стоит ему заняться собственным делом.

К примеру, один врач не мог выполнять свои обязанности в больнице без своей записной книжки. Он записывал каждого пациента, которого надо осмотреть, каждую летучку, на которую надо пойти, каждое письмо и отчет, которые надо написать, каждый препарат, который надо назначить. Но в свободное время он был очень активен: читал интересующие его книги, играл на пианино, писал эссе на философские темы. Делал он все это с живым интересом и вполне этим наслаждался. В собственном кабинете он мог быть самим собой – так он считал. Удивительно, что он оказался способным сохранить в целости большую часть своего реального