Суд начался 4 октября 1911 г. с весьма долгого и конфликтного отбора членов жюри. Значительное количество кандидатов настаивали на самоотводе, можно не сомневаться, что общественное мнение относилось к судебному процессу неоднозначно. И это не обычный литературный трюизм, а вполне точное отражение реалий тех дней – значительная часть общественности действительно считала обвиняемого невинной жертвой, угодившей в юридическую ловушку. Достаточно сказать, что железнодорожные рабочие объявили о сборе средств на поддержку детей Уилсона и оплату его адвокатов – это если и не уникальный случай в криминальной истории Америки, то во всяком случае, очень редкий.
Всякий суд начинает рассмотрение дела по существу с установления личности подсудимого и традиционного обращения судьи к обвиняемому с вопросом, ознакомился ли тот с обвинительным заключение, понимает ли в чём его обвиняют и признаёт ли свою вину? Вопросы эти очень просты, следуют один за другим и предполагают лаконичные ответы, обвиняемый ничего объяснять не должен и углубляться в логические дебри ему в те минуты незачем. Когда эти вопросы были заданы Джеймсу Уилсону, тот, поднявшись со своего места, ответил, что обвинительное заключение прочёл, выдвинутые обвинения понимает, но виновным себя не признаёт, потому что его загипнотизировали.
Уже одна эта фраза заставляла напрячься в ожидании конфликтного процесса. Так, в общем-то, и получилось. Ситуацию в значительной степени запутывало то, что многие свидетели говорили совсем не то, чего от них ожидала сторона, вызывавшая их для дачи показаний, то есть, проще говоря, имел место неоднократный отказ от ранее сделанных утверждений и заявлений. Выглядело это примерно так: жена Уилсона подтвердила, что ранее говорила шерифу и дежурному судье, будто муж признавался ей в убийстве. Но на самом деле он ей не признавался, она лишь неправильно его поняла и сейчас сознаёт, что неверно истолковала его слова…
10 октября частный детектив Сандаски (Sandusky) из детективного агентства «Burns agency» во время перекрёстного допроса не подтвердил, будто Уилсон сразу же после ареста сознавался ему в убийстве супругов Кобл, хотя обвинение настаивало на том, что такое признание имело место. Когда детектива спросили, говорил ли Уилсон о том, что ничего не помнит о ночи убийства, Сандаски также ответил отрицательно. То есть на два противоположных по смыслу вопроса от дал отрицательные ответы. Тогда детектива спросили, о чём вообще говорил Уилсон после заключения в тюрьму, и Сандаски, философски поглядев в потолок, заявил, что тот ничего не говорил… Вот такой рассказ прозвучал из уст важного свидетеля обвинения!