— Ваш аванс, шевалье. Прошу.
— Рауль. Называйте меня так, я дозволяю. — Тут же примерил он свою плату и прислушался к собственным чувствам. — Пожалуй, ежели нападет «мастер», можете не торопиться и допить свой чай. Или что вы там пьете, в своей империи… — Ворковал он, полностью отрешившись от окружающего мира.
Тем более, что вагон-ресторан уже опустел — кто ушел через окно, кто цивилизованно выломал запломбированные двери.
Я посмотрел на трость и прислушался к ноге — через вату обезболивания перелом все равно противно ныл. Пешая дорога в город отменялась.
— Раз этого не избежать, пойду, ознакомлюсь, — ухватился я за спинку диванчика и помог себе встать.
А там и трость идеально приняла нагрузку тела, помогая поврежденной ноге.
— Я провожу, — вскочив с места, двинулся вперед шевалье.
Очередь, впрочем, все равно пришлось выждать: через два вагона обнаружилось несколько десятков человек, готовых принять чужие правила. Сама представительная комиссия отгородилась дверью тамбура и благоразумно принимала пассажиров только по одному.
Де Клари вызвался держать мне очередь, позволив коротать время на кресле у окна. Очередь, впрочем, то сдвигалась вперед, то отшагивала назад на несколько позиций — среди попутчиков обнаружились отпрыски герцогов и великих графов, и после короткого сравнения родословных, им вынужденно уступали.
Шевалье смотрел на этот процесс с показным равнодушием, но встревать не пытался, хотя явно хотел — телохранитель не должен создавать проблем нанимателю. А люди с титулами — это как раз-таки проблемы, которые еще долго будут помнить мелкую занозу на своем пути. Впрочем, куда было торопиться? Состав все равно никуда не двинется, а мое кресло — ничем не лучше другого.
Тем не менее, статус охранника позволил зайти раньше двух дюжин менее благородных.
Представительная комиссия занимала вагон класса люкс, вольготно расположившись в трех смежных купе. Четверо вооруженных солдат подкрепляли их полномочия — но дабы сгладить углы, кто-то догадался, чтобы они исполняли роль почетного караула и приветствовали всех входящих. Записи, впрочем, тоже делали клерки — но ежели у уважаемого пассажира есть желание потребовать высокое начальство… Желания такого не было. Зато было другое.
— Исповедь.
Две чернильные души переглянулись и повторили предложение просто указать ближайших родственников. А ежели таких нет, то вот — стандартный бланк.
— Я настаиваю.
Мне молча протянули конверт и бланк завещания.
— Заполните и запечатайте. Никто ничего не узнает, пока не наступит скорбный час. Печать будет проставлена сверху.