— С вашего разрешения, господин полковник, я проведу смотр личного состава и зарядку! — Коротко кивнул Руслан Артемьевич.
И под нашими взглядами, при полном молчании, вызвал лифт, его дождался и зашел внутрь. В последний момент вслед за новоиспеченным штабс-ротмистром юркнул Артем, и его маневр я одобрял полностью. Потому что документ у него на шее как минимум обозначит акценты происходящего и удостоверит звание спутника. Хотя Руслан Артемьевеч и без этого умеет быть очень убедительным — вон, спецы из Аэрбасса у нас в школе до сих пор физику с химией ведут…
— А наш штабс-ротмистр что изволил ранее преподавать? — Задумчиво смотрел на закрывшиеся двери лифта господин полковник.
— М-м… Вычитание, деление, дробление, извлечение, вынос за скобки…
— Математика, — с пониманием вздохнул Давыдов. — Беда у меня с этой математикой и вечные проблемы… Помню, воевали с турками за проливы. У них — пять кораблей! Так мы четыре потопили, два сожгли…
— Как же так вышло, ваше сиятельство. Кораблей же пять.
— О, тому есть объяснение! Я даже запомнил, там так дружелюбно еще называлось… Френдли… Френдли фойр, вот! — Почесал он затылок штопором и вновь задумчиво посмотрел на бутылку вина. — Надо отметить назначение, штабс-ротмистра, пока он не увидел!
— Господин полковник. — Кашлянул я, пока Давыдов вновь накручивал штопор на пробку.
— Да-с?
— Разрешите просьбу, господин полковник.
— Слушаю вас внимательно, ротмистр. — Отвлекся он от бутылки.
— Вчера у меня был разговор с двенадцатью новоприбывшими. Вам должны были о них доложить.
— Верно, юнкер Ломов сообщил обстановку.
— Я имел с ними беседу ночью Из оговорки княжича Куракина я понял, что спутники его, а так же иных семей вольноопределяющихся, смотрят на земли Юсуповых. То есть, род Куракиных, вполне возможно, имеет планы поучаствовать в нападении.
— Это как понимать?! На семью командира?!
— Я полагаю, одной из причин прибытия двенадцати благородных господ является выход из-под знамени полка для участия в войне. И в этом есть моя просьба, — опередил я рвущееся из Давыдова возмущение. — Я прошу вас не препятствовать этому выходу. Прошу отнестись к нему со всем терпением и равнодушием.
— Это с какой это стати я должен терпеть эдакую фронду?! — Чуть не разбил он бутылку резким жестом.
— Я прошу вас об этом. Это политика, господин полковник.
— Политику я люблю еще меньше математики… — Помрачнел его сиятельство. — Так говоришь, предадут?
— Не предадут… Но перед решительным моментом, я бы не стал на них рассчитывать.
— Вот как… — Погрустнев, Давыдов дошел до кресла и сел на его краешек.