– Опять отстраняешься? – до чего же обидно слышать подобные рассуждения.
– Просто хочу жить и не оглядываться. В Лютерании я почти каждый день покидала ателье после захода солнца и никогда на меня не нападали озверелые монстры.
– Послушай, моя милая Элли, – подошел к ней, против ее воли взял за руки, – ты никуда не уйдешь.
– Это еще почему?
– Потому что я так решил.
– Чего? – Я едва не поперхнулась. – Не посмеешь!
– Очень даже посмею. Мы вот-вот станем мужем и женой. Ты, может, не в курсе, но муж по местному закону вправе ограничивать передвижения жены. Закон, конечно, морально устарел, но действует. Так что забудь о своей распрекрасной Лютерании.
– Козел ты, Григер. Форменный. – Она неожиданно успокоилась. – И ты очень заблуждаешься, если думаешь, что сможешь меня удержать с помощью вашего замшелого Домостроя. Как только сделка совершится, я покину Магорию. И ни одна сила меня не остановит, – подняла палец вверх, который я сейчас же схватил и поднес к губам.
– Ох, Элли, ты даже не догадываешься, насколько сильно заблуждаешься, – и накрыл горячую подушечку губами.
– Иди ты в пень, тиран доморощенный, – выдернула она из моей руки свой палец.
Глупая, самонадеянная Вереск. А ведь я уже подумывал о том, чтобы не давать ей приворотное зелье. В Лютеранию она собралась, понимаешь… Ну, пусть потешит себя мечтами. А мне не помешало бы отдохнуть, слишком много сил ушло на скачок. Как ни печально признавать, но морок давно уже смешался с энергией моего тела. И я отправился вниз, чтобы наведаться в ванную, однако мое намерение поплескаться под горячей водой было напрочь сбито ревущей в гостиной на диване Вереск и сидящей с ней рядом Сюсанной, отчаянно пытающейся успокоить страдалицу. Силы нечистые, с каким же укором на меня посмотрела старая ведьма, когда я проходил мимо! Если кого тут и надо корить, так это рыдающую поганку за самоволие и крамольные мысли.
Вообще, хорошо, что Сюсанна вернулась. Кто, как не женщина, способен понять другую женщину, подобрать нужные слова, чтобы утешить. Вот я не способен на утешение, мне ближе горькая правда, которая уж точно не успокаивает, а, наоборот, распаляет женщин еще сильнее в их гневе, слезах и прочих дамских переживаниях. Лишь с Кестрал у нас было единство в данном вопросе, я не боялся сказать ей правду, поскольку она принимала мои слова с должным отношением. Да, соглашалась нечасто, но и истерики никогда не устраивала. В том-то и заключаются зрелые отношения, когда двое могут поговорить, выслушать друг друга без эмоций и прийти к общему мнению. Но почему-то мне приятнее наблюдать взбалмошность Вереск.