Оказавшись в комнате Элли, я первым делом сделал глубокий вдох. Здесь пахнет ею. И это самый дурманящий, самый сладкий и желанный запах, который когда-либо доводилось чувствовать.
– Вам тут не рады, – раздалось в тишине.
– Неужели монстр Ньюка Боумана обрел голос? – произнес я, поворачиваясь.
– У меня всегда был голос, варлок Григер, – перед глазами в воздухе зависло нечто, отдаленно напоминающее силуэт разумного существа. – И я не монстр Ньюка Боумана, я его дитя. А имя мое Нуар.
– О нет, дорогой Нуар, ты заблуждаешься, – я приготовился при необходимости нанести упреждающий удар, – дитя – это плод любви. А ты сотворен из крови невинных, и сотворил тебя психопат-чернокнижник. Так что я в курсе, кто ты на самом деле. И если вздумаешь бузить, отвечу незамедлительно.
– Думаете, я представляю угрозу для госпожи Эльвет?
– Именно так я и думаю.
– Она избранная мной хозяйка, я признал ее власть над собой и буду защищать ее до последнего мгновения своего существования. Я буду миролюбив к тем, кого она принимает с открытой душой и сердцем. И беспощаден к тем, кто пожелает причинить ей вред.
– И ты считаешь, это я хочу навредить ей? Притом что являюсь ее законным супругом.
– Вы заставляете госпожу переживать и плакать. Эти чувства не похожи на те, которые дарят людям радость и счастье.
– Видимо, ты еще плохо понимаешь живых людей, Нуар. Что неудивительно, твой создатель не обучил тебя.
– Но обучили другие, кто жил здесь после моего отца.
– Бездомные и прочий асоциальный сброд, вроде наркоманов, воров и мятежников?
– Каждый, кто жил здесь, любил и ненавидел, плакал и смеялся, терпел и порою умирал.
– Хорошо, если ты правильно понял то, что они чувствовали. Ибо умирать можно от болезни, а можно от передоза, плакать можно от обиды, а можно от ненависти к другим, любить можно красиво, а можно безобразно.
– Знайте, варлок Григер, я наблюдаю за вами, – после чего монстр исчез.
О как! Кажется, я его переиграл, один – ноль в мою пользу. А теперь можно и помыться…
Эльвет
Не верю своим глазам! Не верю своему счастью! Он дома! Мой папа! А все, что говорил Григер о годах в тюрьме, оказалось ложью. Отец ни капли не изменился! Кроме того, что постарел и сильно ослаб.
– У меня столько вопросов к тебе! – Я усадила его за стол, налила ему чаю, подала ужин.
– Поверь, у меня не меньше. Но сейчас я просто счастлив.
– А что у тебя с ногой? Почему хромаешь?
– Ничего страшного, Элли, – отмахнулся отец, – тюрьма такое место, где что-нибудь сломать себе дело нехитрое.
– Завтра я достану для тебя трость и приглашу лекаря.