Екатеринбург, январь – февраль 1924 г.
24 января
Костя постоянно создаёт инциденты из ничего, бороться с этим безуспешно. Он почти не интересуется детьми, мало думает об их учении, равнодушен к их одежде и ещё недавно столь же равнодушен был и к их питанию. Но из-за пустяков виртуозно устраивает крупные сцены, вызывает капризы, упрямство, даже грубость, без его усилия не проснувшиеся бы. Миша сдержаннее, он подчас смолчит, подчас послушается, а вот Андрею попадает больше всех. Вчера за ужином ел суп своей маленькой серебряной ложечкой, а Костя не позволил ему есть, потому что ложка чайная. Андрей говорил, что ему удобно, что нашими большими деревянными ложками он есть не умеет. Выгнали его из-за стола и конфисковали ложку, он не обедал и лёг спать в слезах. Жалко мне было парня. Такой он был милый, заплаканный, голодный… Какой же грех есть маленькой ложкой, если ему это удобно, ест он чисто и любит свой подарок? Да серебряная ложечка ведь и вправду милее, чем облезлая деревянная. Проще было бы не возбуждать истории и предоставить Андрюше есть маленькой ложкой до покупки большой. Я нигде не вижу алюминиевых ложек, а то бы давно купила.
Побранилась с Костей, но теперь ссора с ним мне не так болезненна, как прежде. Я отошла от него, но я его люблю и чувствую себя независимой и свободной, когда не боюсь потери его ласковости. Свобода, внутренняя свобода была всегда тем, к чему я стремилась ещё подростком. Но Костя – человек деспотический, причём этот деспотизм в нём, так сказать, органический. Он давит и уничтожает, не ведая, что творит, и будучи при этом по своим принципам совсем другим человеком. Я была преступна по отношению к себе, что слишком дорожила его ласковостью, позволила на себя влиять и была слишком инертна. Каждое суровое слово, недобрый взгляд повергали меня в отчаяние, в результате я ломала себя и жила какой-то неустойчивой жизнью, пока не поняла, что могу быть много хуже, глупее, чем он, но я другая и могу быть только такой. Только обретя самоё себя, найду спасение от тоски. Обретать самоё себя для дела уже поздно. Лучшие годы прошли, я слаба, больна, беспамятна, ко многому потеряла интерес, нет во мне ни сил, ни энергии. Но мысли и чувства у меня мои, и никто, даже мой любимый Костя, не заставит меня думать иначе, чем я думаю. И первый предмет моей критики – он, так как себя я уж давно раскритиковала и, сколько было в силах, узнала.
25 января
Костя может гордиться своею победой: Андрюша ел суп деревянной ложкой, подавив слёзы. Тихонько на ухо спрашивает меня, когда ему папа отдаст его ложечку, но самого спросить не решается.