– Элиза?
В крошечной комнатке ей негде было спрятаться. Он бы предположил, что ее призрак невидим, но ведь он несколько раз видел ее в окне.
В пространстве что-то чувствовалось. Щурясь от тусклого лунного света, пробивающегося через окно, Дэниел попытался определить, почему у него по коже бегут мурашки. Кровать была такой маленькой, что взрослый навряд ли мог в ней улечься, даже поджав ноги. Он опустился на колени и стянул одеяло. Слой покрывавшей его пыли был таким же толстым, как и тот, что устилал каменный пол. Под подушкой лежал небольшой предмет, и Дэниел, чувствуя вину за то, что вторгается в чье-то личное пространство, поправил разложившийся комок из ткани и перьев.
Под подушкой была спрятана кукла, сшитая вручную из ткани. У нее были косенькие глазки, и на голове почти не осталось волос, сделанных из шерстяных ниток. Даже после столь долгого забвения было видно, что куклу очень любили. В тех местах, за которые ее держали, где гладили и сжимали в объятиях, вылезли нитки. Это была детская комната.
Он повернулся к ведру. Под покрывающей все пылью внутри лежал темный порошок. Дэниел провел пальцем по порошку и потер между указательным и большим пальцами. На ощупь он был зернистым и имел странную, почти маслянистую консистенцию.
Уголь. Он отпрянул, лихорадочно вытирая пальцы о джинсы. Это было ведро, в котором хранились обгоревшие кости Аннализы.
Две книги на полу были маленькими. Одна – художественная. Вторая – Библия. Дэниел повернулся к окну. Деревянные ставни остались открытыми. Шторы были изъедены молью и возрастом до ветхости. Но сто лет назад они были отличной защитой от солнца, не позволяя свету проникать внутрь.
Значит это комната Аннализы. Внутри у Дэниела вспыхнуло отвращение, опалив желудок. Его охватила дрожь. Миссис Киршнер сказала, что Элиза была доброй, хотя и застенчивой, женщиной, которая любила свою дочь. Если это правда, то почему Аннализа была изолирована в таком помещении, которое едва ли лучше тюремной камеры? Кровать была старой. Должно быть, она провела здесь месяцы, если не годы, в этой комнатушке.
Неуверенность Дэниела превратилась в панику. Он чувствовал себя так уверенно, когда составил свой план. Он был убежден, что Бран – воплощение зла, а Элиза заслуживает освобождения. Теперь он не знал, что и думать, но дверь в башню уже была открыта, и замок невозможно поставить на место.
В маленьком пространстве эхом разнесся шум – по камню скребли ногти. Сердце Дэниела упало, когда он повернулся к открытому входу – его единственному спасению из тюрьмы.